Льняное покрывало устилало постель. Наконец открыв глаза, я поняла, что лежала на узкой кровати. Если я разведу руки в стороны, то запястья будут выходить за ее пределы. Подушки тоже не было. Только непонятный жесткий брусок лежал у изголовья.
Коричневые матовые стены большого помещения давили. В комнате было только огромное, практически во всю меньшую из стен, окно. Через него разливался яркий солнечный свет, который принуждал меня морщиться, прикрывая глаза. Странная комната. В ней было три металлических двери, которые я смогла опознать только по характерной геометрии.
Где я? Что произошло с того момента, как я потеряла контроль над телом и упала в кресло, потеряв сознание? Последнее, что я помнила — был кроткий, тихий зов Вилесы. Она обещала, что будет рядом и заберет меня в магическую академию, как только я прекращу сопротивление. Где она? Где Вилеса? И где я?
В комнате стояла, словно ночная, тишина. Из звуков были только шорохи ткани моей одежды и льняного покрывала. Вместо длинного темно-синего платья, которое мне выдали в пансионе, на мне было надето светло-коричневое. Оно даже щиколотку не закрывало! Заканчивалось где-то на середине голени.
Тогда поднимался логичный вопрос… А кто меня переодевал, пока я была без сознания? Служанка? Если господин Моридар считал меня безродной, то ни о какой служанке речи не могло идти. Тогда кто? Кто обрядил меня в столь непристойное платье? Рукава были только до локтя и не закрывали запястья. Отвратительно. Я в таких платьях даже в детстве в личной комнате не спала!
Замужняя жизнь сладкой не будет. Это я поняла еще в тот момент, когда мимолетно увидела господина Моридара и вздрогнула от его ужасающего взгляда. Мне показалось, именно он был министром Крайлу. Он ведь обещал вернуть мои останки! Наверно для того, чтобы обменять их на другую, живую, девушку. И директриса не посмела ему ни словом, ни взглядом возразить!
О том, что произошло с Колючкой, я не хотела даже думать. Ее либо заставили, принудив угрозами, либо… предложили хорошие условия проживания в пансионе в качестве преподавательницы. Если она согласилась без угроз, выбрав личную выгоду… Если она без чувства непоправимого оставила меня, сделав жертвой в угоду личного благополучия… Тогда я действительно не понимала, были ли мы настоящими подругами когда-нибудь?