Все непонимание, ненависть, страх перед человеком, близким к
наместнику, удесятеренные сознанием собственной неправоты, старик
выразил способом, единственно доступным для вельможи. Он сделался
угодлив до тошноты. Он покорно поддакивал и униженно лебезил,
исподтишка наслаждаясь своей изысканной и совершенно для него
безнаказанной местью.
У Кенета мигом кусок в горле застрял. Когда перед ним
трепетали и заискивали простые крестьяне, это было достаточно
неприятно. Но когда перед тобой угодливо ползает во прахе
высокомерный аристократ, от непристойности происходящего в глазах
темнеет, во рту появляется противный вязкий комок, тянет под
ложечкой, в бессильной ярости сводит все мускулы, и какая-то часть
разума издает беззвучный надсадный вопль. Кенет понимал, что движет
стариком, но легче ему от этого понимания не становилось –
наоборот. Все же он хотя и с трудом, но опомнился и взял себя в
руки: не во имя приличий, а ради Наоки. Одного взгляда на его
перекошенное бледное лицо Кенету хватило. Наоки страдал вдвойне.
Поведение отца само по себе было тягостно для юного воина: он тоже
понимал, что происходит, но за двенадцать лет отвык от подобных
сцен. Ему было так больно, словно кто-то сунул руки в еще не
зажившую рану и разодрал ее вновь. Но он еще мог бы стерпеть, не
будь рядом Кенета. Наоки было непереносимо стыдно перед другом за
отца. Притом же какой ни есть, а
этоегоотец... Зная Наоки, Кенет
не сомневался: если он хоть как-то выкажет свои чувства, Наоки
будет сломлен. И случаются же среди воинов такие порывистые натуры!
Кенет овладел собой совершенно. Он не обращал больше внимания на
чудовищную угодливость старого вельможи, вежливо улыбался и думал
только о том, как бы увести отсюда Наоки, пока с ним что-нибудь не
приключилось. Может, попросить его, чтобы проводил до постоялого
двора? Да, и притом поскорее. В этой мысли Кенет утвердился
окончательно, когда старик, рассыпаясь в похвалах и исходя натужным
восторгом, заговорил о плате за услуги. Наоки, не поворачивая
головы, произнес сквозь зубы:
– Если ты посмеешь предложить ему деньги, я тебя по-настоящему
убью.
Кенет сделал вид, что ничего не слышал.
Мучительная трапеза прервалась неожиданно. В залу вбежал
перепуганный слуга – не из тех, что прислуживали за столом. Судя по
гневному изумлению отца Наоки, если бы кувшин с вином плюнул ему в
лицо, это было бы куда как менее невероятно и недопустимо.