Когда я возвратился к Уэстбруку, то обнаружил, что он успел спросить еще две кружки пива.
– Биши выхаживает свой гнев, – сказал я ему. – У него пылкая душа.
– Мистер Шелли горяч, как огонь. Это хорошо. Нам нужны натуры, выкованные в пламени.
– Я заметил, что здесь, в Англии, принято давать волю чувствам.
– Да – с тех самых пор, как в Париже произошла революция. Мистер Шелли прав. А вот и он. Видите – его трость покачивается у окна? Да, и мы также получили освобождение. Те события помогли создать нового человека.
– Новый тип человека?
– Вы смеетесь надо мной.
– Нет. Поверьте мне, не смеюсь.
– Теперь мы – не правда ли? – чаще даем волю слезам.
– Мне не с чем сравнивать. А, вот и Биши.
– Похоже, – сказал Биши, со смехом присоединяясь к нам, – я превращаюсь в объект внимания. На мой счет судачили.
– В этой части города вы являете собою зрелище необычное. – Уэстбрук подошел к стойке и возвратился с еще одной кружкой для Биши.
– Неужели?
Казалось, он был искренне удивлен, и мне пришло в голову, что он не сознает собственной необычности.
– Один молодой человек глаз не сводил с моей трости.
– Они все бедняки, сэр. Но ничего плохого они вам не желают. Большинство из них достаточно честны.
У Биши сделался смущенный вид.
– Простите меня. Я не собирался подвергать сомнению его честность. – Он быстро отхлебнул из кружки.
– Удивительно, – сказал я, – как они не взвоют от ярости.
– Что вы говорите, Виктор?
– Будь я вынужден вести крайне плачевную жизнь, в то время как окружающие купаются в богатстве, я жаждал бы разнести этот город в пух и прах. Я жаждал бы уничтожить мир, лишивший меня свободы. Сотворивший меня.
– Превосходно сказано. – Уэстбрук поднял кружку, обращаясь ко мне. – Я и сам часто размышлял о том, что удерживает этих бедняков в рабстве.
– Религия, – сказал Биши.
– Нет. Не это. Ничем подобным их не проймешь. Они такие же язычники, как и жители Африки.
– Рад это слышать, – отвечал Биши. – Выпьемте за смерть христианства!
– Нет, – продолжал Уэстбрук. – Дело в страхе перед наказанием. В страхе перед виселицей.
– Что им достается от жизни? – спросил я у него, начиная хмелеть от пива.
– Сама жизнь, – отвечал Уэстбрук.
– Этого, думается мне, достаточно. – Биши успел побывать у стойки и возвратиться с тремя новыми кружками. – Ценность жизни – в ней самой. Нет ничего более драгоценного.