В те дни я упорнее, чем когда бы то ни было, стремился исследовать тайны Природы, отдаваясь изучению того источника, где зародилась жизнь. Мы с Биши до поздней ночи спорили о сравнительных достоинствах итальянцев Гальвани и Вольты. Он отдавал предпочтение животному электричеству синьора Гальвани, тогда как мой глубокий интерес возбуждали успехи экспериментов с вольтовыми пластинами.
– Разве вы не видите, – сказал я ему однажды зимним вечером, – что электрическая батарея – это новый двигатель, обещающий огромные возможности?
– Милый мой Виктор, Гальвани доказал, что электричество имеется в окружающем нас мире повсюду. Сама природа есть электричество. Путем простой уловки с металлической нитью он вернул к жизни лягушку. Почему бы не достигнуть того же с человеческой оболочкой?
– Это мне в голову не приходило. – Подойдя к окну, я принялся смотреть, как на дворик падает снег.
Биши лежал на диване, и до меня донеслись строчки, которые он бормотал про себя:
Счастлив, кто вечно силится понять
Природу человека, но к тому ж —
Всего живого, чтоб постичь закон,
– Знаете ли вы, Виктор, кто это написал?
– Представления не имею.
– Вордсворт.
– Один из этих ваших новых поэтов.
– Он истинный поэт. Возьмите вспышку молнии, – продолжал он. – Изо всех сил Природы эта – наиболее потрясающая. В свете ее видно огненное дыхание вселенной!
– Разве возможно укротить молнию?
– Если запустить в атмосферу эдакий электрический воздушный змей, он вытянет из небес огромное количество электричества. Подумать только: весь арсенал могучей грозы, направленный в определенную точку! Способны ли вы представить себе колоссальные результаты?
– Мы порядочно удалились от простой лягушки.
– Как вы не понимаете! В самой малой вещи имеются жизнь и энергия.
– Почему бы не назвать это силой духовной?
– Какова разница между телом и духом? Во вспышке молнии они – одно. Они воспламеняющи!
Должен признаться, что слова его произвели на меня потрясающее воздействие. Но Биши тут же пустился в рассуждения о путешествиях на воздушном шаре над Африканским континентом. Мысль его не способна была долго держаться одного направления. Однако, возвратившись к себе в комнаты, я погрузился в размышления о нашей беседе. Что, если с помощью бессмертной искры и вправду возможно вселить жизнь в человеческую оболочку? Не сочтут ли это дьявольщиной? Данное соображение я отринул. Нет. Те, кто не верят в человеческий прогресс, любые успехи в электрической науке заклеймят как чуждые религии. Сумей я поставить эфемерное пламя на службу делам практическим и полезным, я полагал бы себя благодетелем рода человеческого. Более того – меня сочли бы героем. Вдохнуть жизнь в вещество мертвое или спящее, осенить простую глину огнем жизни – то был бы триумф замечательный и достойный восхищения!