Для дальнейшего рассуждения я буду вводить философские понятия. Держите в голове четкое различие между, с одной стороны, чем-то, что упорядоченно, что воспроизводится под знаком формы в некотором устойчивом, гармоническом и цельном виде, а с другой – чем-то хаотичным, неопределенным, бесконечным, что подвержено распаду во времени, и приложите ко всему идею: то, что цельно и упорядоченно, не есть человек, не есть та человеческая жизнь, какую мы знаем (а мы знаем только обыденную, повседневную, эмпирическую жизнь). Я говорил, что в основе всех великих философий и религий лежит одна-единственная мысль: реально есть какая-то другая жизнь, более реальная, чем наша, есть что-то другое, что тоже живет, но живет иначе, чем мы, живет более осмысленно; это более высокая жизнь, и к ней можно прилагать слова: «священная», «святая», «жизнь в ином времени, в ином пространстве» и так далее.
Идея иной жизни означает, кроме всего прочего, одну забавную вещь. Откуда мы узнаем, что есть другая жизнь, спрашивают греки, такая жизнь, в которой нет распада, в которой есть память. А память – это условие того, чтобы моменты времени соединились, и в то же время память не является эмпирическим свойством человека. Когда я говорю: «естественно – забывать, помнить – искусственно», я ведь имею в виду свойства какого-то другого целого, в котором есть память. В человеке – биологическом существе – памяти нет, а в сознании человека, который прошел через удары кнута ритуала и мистерии, появляются мысли, несущие в себе память, преемственность, связи. И возникает проблема другой жизни, мысль об этом появляется, потому что этого может не быть. Выражусь иначе, взяв частный случай этого хода мысли: проблема истины возникает только потому, что существует возможность заблуждения. Там, где нет возможности заблуждения, нет и проблемы истины. В более широком смысле можно сказать так: возникает проблема какого-то особенного упорядоченного состояния, потому что человек своенравен и своеволен и по своему поведению и своеволию может <…> заблуждаться, творить зло. В таком контексте появляется идея закона.
Пока мы не поймем, что можем заблуждаться, своевольничать и своим своеволием ввергать мир в хаос, мы вообще не можем думать о законах как о предмете философского и научного, отвлеченного рассуждения. Пока действует архаический и космический закон и пока отклонения от него воспринимаются как космические катастрофы (что наглядно видно в мифах), а не как продукт человеческого своеволия, не как интеграл – как говорили индусы – действий, которые сцепились в некоторые свои невидимые последствия, накопились как карма (карма – это идея космического мирового наказания, действующего на протяжении всех воспроизводящихся человеческих поколений, карма, наказующая нас через воплощение), мы продолжаем испытывать все те же самые эмпирические, раздерганные и бессмысленные состояния в той мере, в какой мы не вырвались из колеса рождения, пока мы не собрались в целое. Иными словами, по закону кармы, если бы Эдип не проделал того, что проделано в трагедии «Эдип»