«Я, женщина Реки, вкратце расскажу о той великой силе, которую видел наш народ, – о том, как создавать огонь из живого тепла, как извлекать тепло из воздуха и заставлять его оживать в топливе. Как выдерживать жар, как втягивать его внутрь себя, превращать в пламя и отпускать на свободу…»
Энна зажмурилась, но сквозь веки продолжала видеть черные строки текста, загоравшиеся оранжевым огнем, как будто письмена отпечатались внутри ее глаз. Мысль о новом знании нетерпеливо билась в ней, несмотря на капли дождя на шее и руках. Энна открыла глаза, и мир показался ей изменившимся, краски стали ярче, и все вокруг пульсировало теплом и жизнью.
– Огонь, – прошептала она.
Кончик ее языка потеплел. А рядом с Энной задымился под дождем стебелек поникшей пшеницы.
В тот вечер дождь прекратился внезапно, оставив после себя низкие, медленно ползущие облака, смешанные с дымом. Когда село солнце, небо стало черным.
Энна долго сидела на земле рядом с телом Лейфера. Мужчины продолжали обходить поле в поисках раненых, чтобы отправить их в лежащий неподалеку Остекин. Они посматривали на обгоревшее тело Лейфера и спешили пройти мимо. Энна снова завернула пергамент в опаленный лоскут и спрятала под одежду. В ее мыслях вертелись прочитанные слова, Энне хотелось уловить их смысл, заставить их раскрыться, понять…
«Каждое живое существо испускает тепло, – говорилось в пергаменте. – Это и есть ключ. Я уверена, что родилась с даром говорить с огнем, хотя и не знала этого до тех пор, пока не научилась чувствовать это тепло. И теперь оно такое живое, что мне любопытно, смогу ли я увидеть слабый желтый свет, исходящий от животных, людей, растений, мне любопытно, смогу ли я услышать, как тепло находит меня, касается моей кожи, умоляет превратить его в огонь. И прежде чем его разгоняет грубый холодный воздух, тепло напоминает, что некогда оно было частью чего-то живого, и пытается снова стать этой частью…»
Наступила ночь, и мужчины начали стаскивать тела убитых в кучи. Энна просто сидела на земле и наблюдала, держа руку на груди Лейфера. Когда они хотели забрать Лейфера, Энна встала.
– Это мой брат, – сказала она. – Я сама.
Она схватила Лейфера за лодыжки и поволокла к ближайшей горе трупов. Лейфер так почернел, что Энна боялась, как бы он не рассыпался на части, будто выгоревшее полено, и не превратился в пепел. Но он оказался еще достаточно крепким.