И всё что нам в этих условиях остаётся сделать, это занять
круговую оборону и подороже продать свои жизни. Ну и учесть
конечно, что будут нас с самолётов в основном бомбами засыпать,
фриц он людишек то поболее нашего бережёт, да и сами они пришли
сюда не умирать, а нас убивать.
Поэтому и надо нам зарыться поглубже, и замаскироваться
поосновательнее. Мне кажется, что это старое английское кладбище,
что в твоём тылу находится, идеально подойдет для круговой обороны.
Оно и на пригорке, и склепы глубокие нарыты, есть где спрятаться от
бомбёжки. Главное успеть за ночь хорошо подготовиться, да боезапас
туда перенести.
– Хорошо, согласен, тебе и карты в руки, займись планированием
огневых точек, я распоряжусь, что бы твои указания выполнялись
безоговорочно - сказал мой собеседник вставая.
Мы вышли из душной землянки. Стояла чудная июньская ночь, до
одури пахло сиренью, заросли которой были здесь в огромном
количестве. Сказывалась близость к старинному кладбищу, куда эту
сирень любили наши высаживать раньше. И дарованная мне Всевышним,
сверхсрочная жизнь, была такой прекрасной. Видимо потому и
прекрасной она казалась, что сверхсрочно её мне Господь добавил.
Оно ведь пока смерть не начнёт своей косой щекотать тебя нежно за
ушком, и не оценишь, насколько прекрасна твоя жизнь...была.
Разрывы вдалеке поутихли, и о войне напоминали только зарева
пожарищ, мерцающие со стороны Севастополя.
Дима отдал нужные приказания и закипела работа. Кладбище
превратилось в гигантский муравейник. Кто-то снимал гранитные плиты
и сооружал из них подобия дотов, кто-то таскал ящики с патронами,
морячки даже подшучивали, типа: «Весь сон покойничкам перебили»,
всем своим видом выказывая презрение к опасности. Работа наша
каторжная не прекращалась до самого рассвета, к этому времени всё
что нужно было приготовлено, и тщательнейшим образом
замаскировано.

Если ты фашисту с ружьем
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Все, что родиной мы зовем, —
Знай: никто ее не спасет,
Если ты ее не спасешь;
Знай: никто его не убьет,
Если ты его не убьешь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед, —
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,