Тот не оценил мой юмор, а только горько произнёс: «Вы всё
шуткуете дядька, а мене совсем не до смеха как-то».
– Ладно, не плачь, малыш, минута смеха заменяет пол кило
морковки, а я три дня не емши. Нет ли у вас, чего в топку бросить?
И много ли вас тут раненых на всю голову осталось?
– Еда у нас есть, пойдёмте покажу, а нас тут пять человек
раненых и врач - тётечка с нами осталась - промолвил Василий
вставая, и потирая ушибленную раненую руку.
Мы пошли по другому ходу сообщения, пока и снова уткнулись в
железную дверь, запирающую второй бункер. Пацан три раза стукнул и
протяжно, ехидно улыбаясь, произнёс: «Мария Ивановна, это я
Василий, открывайте, я вам языка привёл».
Дверь натужно скрипнула и начала медленно открываться, когда же
она приоткрылась настолько, что меня уже можно было рассмотреть в
свете самодельной керосинки, неожиданно в щель высунулась женская
ручонка, судорожно сжимающая пистолет системы ТТ, и выстрелила
куда-то, приблизительно в направлении полной Луны.
По тому, что Луна всё-же продолжала светить, я догадался, что
она промахнулась, и привычным движением ухватившись за ствол,
одним, не раз опробованным в рукопашной, рывком, вывернул пистолет
из её цепких объятий.
«Вы мамаша не суетитесь так резво. Свой я, красноармеец, ночи
просто прохладные, вот плащик и накинул, так что вы не пугайтесь
особо» - проворчал я, распахивая дверь одним рывком до конца. Там
действительно лежали ещё четыре раненых пацана, и смотрели на меня
с испугом, полными ужаса глазами, как перепуганные зайцы. Видимо в
мерцающем свете коптилки я выглядел демоном из преисподней.
«Вы можете меня, конечно, пристрелить», — сказал я заплетающимся
языком, и протягивая даме свои документы, а так же возвращая её
пистолет. «Но если я сейчас же не упаду и не засну, то вам не
придётся о меня и руки марать, я сдохну совершенно добровольно», -
это было последнее, что я смог произнести непослушным языком, уже
падая на кушетку.
Сколько я был в этом сне-забытьи, даже не могу сказать примерно.
Очнулся без плаща, каски и автомата, но с гложущим душу
предчувствием неотвратимо надвигающейся беды.
Нащупав на поясе свой наган, вскочил мгновенно, как на пружинах,
и тихо подкрался к приоткрытой двери.
За дверью не ярко светило послеполуденное солнце, и где-то
совсем рядом дробно грохотал крупнокалиберный пулемёт.