Седрик тоже понял, что угодил в
западню. Он неуклюже попытался влезть наверх – повреждённая рука не
позволяла. Жгучая плёнка, тем временем, разъела обувь и кожаные
штаны – и вцепилась в незащищённую кожу. Сетунец завопил от боли.
Он извивался, болтаясь на пожарном шланге, как сломанная марионетка
на ниточке, и наконец, не выдержал – сорвался, пролетел десяток
метров и рухнул прямо в объятия Пятна. Оцепеневший от ужаса Сергей
видел, как смертоносная плёнка со всех сторон наползла на
несчастного. Он бился в судорогах, катался по Ковру, но жгучая
мерзость только сильнее облепляла его, превращая в подобие куколки
шелкопряда – визжащей от нестерпимой боли, дёргающейся, никак не
желающей умирать.
Огромным усилием егерь стряхнул с
себя оцепенение. Мысли понеслись вскачь:
« “Чёртов пух”… “жгучие дождевики”… А
вдруг Пятна – тоже своего рода грибницы?.. А, чем Лес не шутит,
пока Замкадье спит...»
Он рванул из кармашка рюкзака
распылитель, встряхнул – вроде не пустой… Пустить струю спор прямо
из окна? Дохлый номер: рассеется, снесёт ветром….
Лезть следом? Ещё минута, максимум,
две, и Седрику конец. Боль прикончит его раньше, чем едкая дрянь
доберётся до внутренних органов.
Сергей вытащил кукри, задержал
дыхание, зажмурился и ткнул острием в жестяной бок баллончика. И
когда пронзительно зашипел, вырываясь из дырки, сжатый воздух,
смешанный со спорами – швырнул «бомбу» наугад, зная, что ни за что
не промахнётся мимо десятков квадратных метров смертоносной
субстанции, расстилающейся у подножия здания.
Ночью над Воробьевыми горами пролился
дождь – один из тех коротких, бурных ливней, после которых разломы
на месте просевших подземных коммуникаций превращаются в каньоны с
несущимися по ним мутно-глинистыми ручьями, а тропки, протоптанные
фермерами и обитателями ГЗ, поглощает лезущая из-под земли
ярко-зелёная поросль.
Сквер же вокруг памятника Ломоносову
всякий раз оставался нетронутым. Дорожки, выложенные брусчаткой,
хоть и проросли жиденькой травкой, но всё ещё угадывались между
шеренгами высоченных голубых елей. В буйно разросшихся кустах
сирени прятались облупленные, но почти что целые скамейки. Правда,
мало кто из студентов рисковал сидеть на них в перерывах между
парами – эЛ-А беспощадна, друзья мои!
Буйная постприливная растительность
нет-нет, да и пыталась покушаться на последний клочок старого
парка. Вот и сейчас Егор неприязненно рассматривал выводок
высоченных, в полтора человеческих роста, грибов, повылезавших
из-под земли в непосредственной близости от памятника светилу
российской науки. Во время первой своей вылазки из ГЗ ему пришлось
прорубаться сквозь строй таких сморчков-переростков: рассекать
тяжёлым мачете мясистые ножки, усеянные бледно-лиловыми пупырями и
ёжиться от водопадов холодной, пахнущей прелью воды, обрушивающейся
на голову с выгнутых краями вверх шляпок.