Все кончилось бы плохо, но газовщики и блатные сами испугались за жизнь Шурки, кинулись разнимать дерущихся. Тада едва оторвали, он рвался на обидчика. Его отвели домой, умыли, но даже бабушка не ругала его за порванную и измазанную одежонку.
Все! После этого случая Тада сверстники зауважали, прекратились издевательства и драки. Во дворе его оставили в покое, а Шурка в недалеком будущем стал даже приятелем Тада, что в жизни часто бывает после потасовки.
С ним в классе в школе №54, что в Стремянном переулке, учился будущий журналист международник Валентин Зорин. Будущий писатель Юрий Бондарев жил здесь же. Все было близко: Зацепа, Строчиновский, Дубининская.
Прошла война, страна зализывала раны, а народ жил трудно, не хватало жилья, одежды, еды. На улицах городов появилось очень много нищих калек. Эти герои войны не могли работать из-за своих увечий и добывали себе пропитание тем, что собирали возле себя толпу сердобольных, простых людей, рассказывали байки, басни и невыдуманные истории. Некоторые женщины, слушая их, плакали и все кидали в шапку какую-то мелочь. Те, кому дать было нечего, хоть краюшку хлеба, но приносили этим артистам поневоле.
Тад часто встречал у ограды Плехановского института героя-калеку, у которого не было обеих ног и рук. Он ездил на доске с колесиками из подшипников, с сумкой на локте. Грудь от плеч до ремня его френча, была увешана орденами и медалями. Ему много подавали, хотя он был без просыпу пьян – очень смешно он рассказывал басни Крылова в своей интерпретации. Девчонки-продавщицы из булочной (что до сих пор стоит на углу Стремянного и Строчиновского переулков), выносили ему довески хлеба и, пригорюнившись, слушали его, затем, смахнув слезу, уходили.
Скоро это все закончилось, «струпья войны» бередили душу «органам», партии и их быстро убрали в больницы, спецприюты. Больше они оттуда не вышли. «С глаз долой, из сердца вон»– ведомство Лаврентия Берии жалости не знало.
Все много работали, и мать Тада, уходя утром, домой возвращалась только затемно. Бабушка была очень хорошей портнихой и работала от зари до зари. Она шила и фартуки и платьица, всякий «ширпотреб», чтобы поскорее продать на рынке. Но если заказывали, она по моде шила такие вещи, что залюбуешься. Тад тоже носил одежду, которую она шила. Его даже спрашивали: откуда такая красивая вельветовая куртка?