Когда Аля, розовая от любви, вбежала в комнату, Нинка отвернулась к стене. Чтобы не видеть этой сладости. И чтобы хоть как-то спрятать зависть – попыталась прикинуться спящей.
Аля стало тихо раздеваться, стараясь не шуметь. Но ботинок выскользнул из рук и с грохотом упал на пол.
– Алька, шляешься по ночам, так хоть имей совесть. Чтобы я тебя больше не слышала.
Аля, вся в любви, как в панцире, была непробиваема. Неуязвима к любым нападениям. У нее ведь был защитник. Она давно ей все простила, только не знала, как об этом сказать. Поэтому открыла свою сумочку с божественным запахом внутри. Достала оттуда пирожок, прыгнула к Нинке на кровать и подсунула его под самый нос.
– Нинуль, угощайся.
Нинка посмотрела зверем, но рука сама потянулась без ее ведома. Она стала есть вкусное поджаренное дрожжевое тесто и плакать одновременно. Густой джем брызгал на простыню. Она его жадно подбирала и совала себе в рот. Пирожок просто таял. А Аля гладила ее по волосам и тоже плакала, только от счастья. Они обнимались на скрипучей, сетчатой кровати, продавленной почти до пола, просили прощения, прощали, смеялись и снова плакали. А потом кипятили чайник и разводили кипятком смородиновое варенье. И пили этот синий фруктовый чай, пахнущий киевскими садами, обжигавший небо.
– А хочешь, я тебе пожарю лепешки по рецепту моей бабушки?
Нинка, все еще голодная, кивнула. Но так как не оказалось ни молока, ни яиц, ни соды – рецепт срочно был упрощен до минимума. Аля набрала в железную миску воды из-под крана, посолила, добавила муку и замесила тесто. Нинка в это время пела «Гуцулку Ксеню», драила под холодным краном чугунную сковородку, и разогревала на ней масло. А потом раскатывали бутылкой тонкие блины и обжаривали их с двух сторон. До желтого, местами подгорелого цвета. Нинка хватала их еще горячими и жадно ела.
– Аль, как вкусно! Если закрыть глаза, то очень похоже на чебуреки…
Это была долгая ночь. Ночь, когда становится понятным сложное. Когда обретаются друзья… Они говорили, перебивая друг друга, замолкали, теряя мысли, делились своими еще детскими тайнами. А потом уснули, обнявшись, на одной узкой, с растянутыми пружинами кровати.
На следующий день – гуляли вчетвером. Георгий шел с Алей впереди, а Нинка с его другом Витькой настороженно присматривались друг к другу чуть сзади. В одном из дворов пели под гитару. После смены возвращались работники завода, громко споря о новых нормах, представленных на собрании, и тихо на лавочках шептались старушки. Обсуждали гулящую Зинаиду из первой квартиры…