Он положил свои ладони с уставшими пальцами на ее яблочную грудь. Он накрыл ее сразу всю до самой подмышки. Сосок упирался в середину ладошки, делая акцент на линию жизни. Димка возбуждал Ладу как раньше, в городе, в котором не ложится спать неутомимое солнце. В городе, где поют веселые песни птицы буль-буль, а потом готовят себе сладкий напиток из куска переспевшей папайи. Где цветет красное орхидейное дерево с растопыренными на все стороны цветами. У него были особенные руки. Он прикасался к ее телу так, словно гладил тончайший виссон, словно скользил по поверхности редчайшего клеверного меда. И ее руки стали его продолжением.
Он пробуждал ее очень бережно. Словно медленно заводил заржавевший механизм давно заброшенной куклы, пылящейся на старом шкафу. Одной рукой он искал в ее волосах созвездия, их потерянные маршруты, их встречи, зарождение любви, а другой трогал лоно. Так, как трогают хрусталь. А потом стал покрывать его быстрыми, очень точечными поцелуями.
Она дрожала от сильнейшего возбуждения. И пыталась это скрыть. Старалась не признаваться в своей дикой вибрации, в своем неконтролируемом желании. Он смотрел на ее губы за миллиметр до их начала. И она шептала «да». Он переспросил еще раз, приблизившись вплотную. Она сделала последний шаг длиной в целый год. И это был безумный поцелуй. Выстраданный временем. Выжданный месяцами терпения. В нем были ощущения вечности…
Она еще не опомнилась от него, как он стал медленно входить, натягивая ее тело, как струну. Дразнил. Входил совсем чуть-чуть, пережидая на входе, не спеша окунуться во весь рост. Он входил, словно в первый раз и шептал:
– Я нежно. Еще чуть-чуть… Вот так… Да… Тебе хорошо?
Лада подавалась вперед, пытаясь его вобрать в себя. Он не торопился. Пережидал. Только на лбу выступал пот, напоминающий самые прозрачные бриллианты цвета ривер. Он проникал и смотрел глубоко в глаза. Словно не в тело, а в душу. И хотелось кричать от того, сколько в глубине было красоты.
Она почти увидела фейерверк: смешались звезды, пестрые восточные краски и распласталась невысокая гора Авиталь. И Лада стала задыхаться. Все время переживала, что выдохнет даже остаточный запас. Он резко наклонился. Накрыл ее губы своими. Стал давать воздух. Много. Целых пять пинтов, одновременно раскрывая ее лепестки. А она трогала все его выпуклости, сразу двумя руками.