***
Я открыла тяжелые веки, несколько раз моргнула и вдруг резко распахнула глаза. Подскочила на матрасе, тяжело дыша и чувствуя, как тянет кожу на руках и на спине, но уже не жжет как раньше, словно ее опустили в кипящее масло. В голове немного шумело, и на губах остался привкус чего-то терпко-горького с примесью мяты и алкоголя. В горле пересохло, и мне ужасно хотелось пить, глаза тут же выхватили на полу кувшин, я схватила его обеими руками и жадно принялась глотать воду. Она показалась мне вкуснее всего на свете. Прохладная, все с тем же привкусом мяты и с легкой кислинкой. Наверное, туда добавили лимон. Я пила так алчно, что вода стекала у меня по подбородку на разгоряченную кожу, и только когда холодные капли потекли по груди, я с ужасом поняла, что я почти раздета. Отняла ото рта кувшин и замерла. Меня парализовало на несколько секунд. Я даже не сразу поняла, что сижу голая до пояса с кувшинов руках и смотрю на того, кто вдруг обрел на меня все права.
Он сидел напротив, растянувшись на шкурах, и смотрел на меня… точнее, не смотрел. Нет. Так не смотрят. Я никогда раньше не видела таких взглядов. Мне казалось, меня подожгли, и я горю от этого взгляда до костей. Ничего более откровенного и страшного я в своей жизни не видела. Холодная вода стекла по соску, и я почувствовала, как он сжался в тугой комок, а взгляд бедуина стал темнее и невыносимо тяжелым.
Я уронила кувшин и лихорадочно закрылась тонким одеялом. Мой хозяин тут же подскочил и поднял сосуд, это было сделано так молниеносно, что на пол не успело пролиться почти ни капли. Дикая грация животного. Непредсказуемая и опасная, как стихия.
– В этом месте нет ничего ценнее воды, – его голос походил на рычание опасного хищника, гортанно низкий, с акцентом и резким произношением гласных… но было в этом нечто завораживающее. – Она здесь дороже золота, женщин и драгоценностей. Я бы мог тебя за это выпороть по твоим неловким рукам… но ты наказана заранее – твои ожоги будут заживать еще не один день.
Я молчала. Мне было нечего ему ответить. Я знала, что он прав – в пустыне нет ничего дороже воды, но извиняться не собиралась. А точнее, я не понимала совершенно – как себя вести. Мне было очень страшно, и я панически хотела попасть домой. Едва я представляла лицо мамы и отца, меня начинало знобить от накатывающей истерики. Но этот человек пугал меня настолько, что в его присутствии я ощущала лишь всепоглощающий ужас и волнение вместе с чудовищным напряжением.