Я дрожала от ужаса, дергалась от каждого слова, что он говорил. Мне с трудом верилось, что я все это действительно слышу.
– Вымоешься и переоденешься.
Оттолкнул назад, так что я упала навзничь и уронила одеяло. Глаза араба тут же вспыхнули, загорелись с такой силой, что у меня дух захватило, и я судорожно прикрылась руками.
А он исчез за пологом палатки, успев напоследок полоснуть мне по нервам диким взглядом, который внушал первобытный ужас.
______________________________________________________
*1 Аль шита – зима (арабский. прим. автора)
6. ГЛАВА 6
ГЛАВА 6
Воду даже нагрели и добавили в нее какие-то травы с сильным запахом пряностей и ванили. У меня этот аромат ассоциировался с восточными сладостями, которые я никогда не любила. Но все же это было в десятки тысяч раз лучше, чем вонь в фургоне и от моей же грязной одежды. Я натиралась мылом, скребла по своей коже, яростно натирала волосы, отмываясь от невыносимого смрада, который сам по себе вызывал панику и неприятные ощущения. Еще никогда в жизни я не испытывала столько удовольствия, как сегодня в этой теплой воде. За последние несколько суток это было самое лучшее, что со мной произошло. Ощущение, что я здесь целую вечность, не покидало ни на секунду. Мне было страшно представить, что происходит дома, как меня ищут, и что сейчас испытывает моя мама. У нее больное сердце, и ей может стать плохо. Как же я хотела домой. От этой мысли у меня тут же начинало першить в горле и печь глаза. Потому что я в миг осиротела и превратилась в полузабитое существо, не имеющее ни прошлого, ни будущего, и это по-настоящему страшно. Как и отсутствие ощущения времени, часов, любого намека на цивилизацию. Иногда я все еще надеялась, что это сон. Он вот-вот закончится, и я проснусь в своей мягкой постели дома от криков брата с сестрой и собственных воплей, чтоб они заткнулись и не будили отца. Оказывается, в этом было счастье. Вот в этих повседневных перебранках, ругани младших, ворчания папы с газетой в руках, запахе яичницы и чая с корицей. Мамочкааа, как же я хочу домой. К тебе.
Но вместо этого в нос забивался совсем иной запах, снаружи раздавались голоса на чужом языке, и ржали лошади. Перед тем как в шатре поставили алюминиевое корыто с водой, мне принесли поесть. Я больше не отказывалась от еды, я твердо решила выжить, чтобы сбежать. А для этого нужны силы. Если я не буду есть, то не смогу даже сопротивляться, не то что бегать по пескам. Завтрак оказался вкусным – сладкая лепешка, сыр и крепкий чай. Мой желудок покалывало от блаженства, а я сама злилась на себя за то, что мне понравилась их еда. После того как голод утих, и я согрелась в теплой воде, в голове начали возникать мысли о побеге. Если попытаться и сбежать ночью, то я могу вернуться к КПП. Может, у меня на это уйдут не сутки, а несколько суток, но если спрятать немного еды, украсть флягу с водой, то есть все шансы спастись, потому что оставаться здесь нельзя. Я до смерти боялась ибн Кадира. До суеверной дрожи в кончиках пальцев. Мне было жутко даже подумать – на что он способен, какие жуткие вещи он может творить с женщинами. Когда я даже мельком думала об этом, меня начинало лихорадить. Я опасливо прислушалась к тому, что происходит за палаткой, и быстро вылезла из корыта. Одежды рядом не оказалось. Она лежала на тюфяке, аккуратно сложенная вчетверо. На полу валялась лишь прозрачная ткань, которой меня прикрывали после обработки ожогов. Я схватила ее, вытерлась ею и кое-как обмотала влажное тело. Бросила опасливый взгляд на полог палатки и мигом кинулась к одежде. В ту же секунду край полога отодвинулся, и ибн Кадир занял собой все свободное пространство палатки. Казалось, в ней тут же исчезло свободное место вместе с кислородом и дневным светом. Этот человек словно поглощал собой жизнь, поглощал каждую радостную мысль и будил лишь ужас перед неизбежностью. Я знала, что рано или поздно он предъявит свои права хозяина, и нисколько не обманывалась насчет того, что именно он захочет со мной сделать.