– Люди кличут Варравою, – процедил тот. – А во святом крещении – Егорий.
– И отчего ж, Варрава-душегуб, ты цареву волю удумал нарушить?
– Рассуди по разумению своему, князь-надежа! В твои руки предаюсь. Ведь как дело было, – опуская высверкивающую золотой узорчатью саблю, начал бунтарь, – шляхтича этого к дереву поволокли, уже петлю через сук перекинули, а тут вдруг гром среди ясного неба, да этот дуб молнией и расшибло! То, как есть – знак небесный!
– Знак … Тебе-то что за дело? – нахмурился князь – Иль указ уже не указ?
– Воля божья превыше воли земных владык.
– Экий толкователь выискался!
– Порешить! – ловя в княжьей усмешке сигнал для себя, загудела толпа, лишенная обещанного зрелища. – Покуда ляха вязали, он, паскуда, наших шестерых саблею достал! Что ж его теперь – миловать?!
– Правду говорят? – Пожарский обратил взор к избитому в кровь шляхтичу.
– Правду, – спокойно и даже чуть надменно подтвердил тот.
– По-нашему разумеешь. Стало быть, и прежде в этих краях бывал?
– Бывал.
– Да ты гордец! Как звать-величать?
– Францишек Згурский. Поручник хоругви панцирной Гонсевского.
– Вон оно как. Не орёл-птица, ну да и не зяблик. Что ж тут-то делаешь, поручник? Гетман твой без малого год, как отсель сбежал.
– Прибыл к царю Михаилу с посланием от короля моего, Владислава.
– Так выходит, ты посол! – хмыкнул в бороду Пожарский. – Что-то почет тебе, друг ситный, не посольский.
– В том не моя вина.
– А ну расступись, расступись! – послышался рядом грубый окрик стременных. – Прочь! Дорогу государю!
– Царь! Царь! – зашептали в толпе.
– Гляди-ка, – пробормотал князь Дмитрий, – а соколок-то наш и впрямь птица немалая, коли сам помазанник божий со боярами прибыл глянуть, как сей молодец меж небом и землей ногами дрыгать станет. Не без подвоха тут дело…
– Заткнуть пасть негодяю! Не внимать речам крамольным! – разнеслось над дубравой. – А ну, разойдись! Разойдись без промедления!
– Кто посмел? Кто слову моему ослушник?! – с запальчивостью юнца выкрикнул государь Всея Руси.
Толпа схлынула, не желая подставлять спины под нагайки царской свиты. Лишь казак с пленником, да князь Пожарский с воеводою Елчаниновым остались на месте.
– Во здравии ли царь-батюшка? – склонил голову полководец.
Шестнадцатилетний самодержец, без году неделя на престоле, гневно вспыхнул, учуяв скрытую издёвку.