Киссинджер сказал, что сверхдержавы не могут остановить ход истории, но они могут помешать взрывоопасному развитию событий. Он повторил, что обсуждал свою идею с людьми, которые будут работать в формирующейся администрации. Эти люди готовы к честному диалогу. Какой ответ он должен отвезти в Вашингтон?
Яковлев ответил, что Кремль готов начать с администрацией Буша подробное обсуждение мер, которые будут регулировать процесс перемен в Европе и преуменьшат разрушительное влияние этих перемен на отношения между Востоком и Западом. Яковлев высказался за то, что обе страны – Соединенные Штаты и Советский Союз – заинтересованы в сохранении статус-кво в Европе на ближайшее будущее.
Киссинджер согласился, однако добавил, что в Соединенных Штатах это будет трудно отстаивать: американское общественное мнение никогда не позволит правительству США столь явно согласиться с тем, чтобы Восточная Европа оставалась под господством Советов.
Двумя днями позже, в среду, 18 января, Горбачев пригласил Киссинджера в свой парадный кабинет в Кремле. С советской стороны присутствовали лишь переводчик и Анатолий Добрынин, бывший в течение двадцати трех лет послом в США и тесно сотрудничавший с Киссинджером, когда оба находились на командных постах в Вашингтоне. Теперь Добрынин был советником Горбачева.
Киссинджер вручил Горбачеву письмо от Буша, в котором тот заверял Горбачева, что прогресс в советско-американских отношениях, начатый при Рейгане, будет продолжаться… но не сразу. Избранный президент писал, что он надеется, Горбачев поймет: новой администрации необходимо какое-то время, чтобы разобраться в советско-американских отношениях, все взвесить и рассмотреть варианты направления политики.
Киссинджер изложил свое предложение достичь договоренности по Восточной Европе. Заинтересована ли советская сторона в таком соглашении? Горбачев пригнулся к столу и, приподняв бровь, слегка усмехнулся. «Я просматриваю за этим вопросом другой вопрос»,– сказал он. Он-де подозревал, что Буш через Киссинджера пытается заставить его открыть, в какой мере он намерен отказаться от советского контроля в Восточной Европе.
Киссинджер ответил, что у него «нет никакой тайной повестки дня», это его собственная идея, правда, она заинтересовала избранного президента, и он разрешил Киссинджеру попытаться выяснить реакцию Горбачева. Получив такое заверение, Горбачев сказал, что эту идею, пожалуй, стоит рассмотреть и, если потребуется обратная связь, Киссинджеру следует иметь дело с его старым другом Добрыниным. Киссинджер преисполнился надежды, что его план может сработать.