И вот как-то во втором полугодии, – уже и корпусной праздник отметили, и Рождество прошло, и все кадеты вернулись из рождественских отпусков, – поручик Извицкий оказался дежурным по роте. Днём с помощью других офицеров он ещё хоть как-то справлялся с кадетской вольницей, а вечером, при отбое дело у него пошло из рук вон плохо. Вечерняя молитва не сложилась, часть кадетов медленно раздевалась, другая часть, уже раздетая, орала и скакала по кроватям, не желая укладываться, на штрафе стояло человек десять, причём, наказанные крутились, вертелись, выкидывая всевозможные уродливые коленца, и этим кривляньям не было конца – они мяукали, лаяли, кукарекали, каркали, выли, пищали, визжали, гоготали, – словом, в спальном помещении был настоящий бедлам.
Женя не торопился раздеваться, он сидел на прикроватной табуретке и наблюдал за происходящим. Будучи не меньшим шалопаем, чем остальные кадеты, он хотел сначала насладиться зрелищем «бенефиса», а потом уж раздеться и самому вступить в общее безобразие. Он смотрел во все глаза, и у него от вожделения дрожали колени, до того хотелось ему скорее присоединиться к товарищам. Коломянковую рубашку он сбросил мгновенно, поясной ремень его уже висел на спинке кровати… вот он начал расстёгивать суконные брюки, опустил их ниже колен и выпростал правую ногу из штанины… потом – левую… поднял брюки… и тут из них что-то выпало и с глухим щёлкающим звуком упало на паркет… Рота замерла, как будто бы невидимый дирижёр едва заметным мановением палочки мгновенно оборвал звучание мощного оркестра, – все не только застыли, но и замолчали, и вмиг в помещении воцарилась неописуемая, неизбывная тишина. Более сотни пар глаз заворожённо смотрели на упавший предмет. Под ногами у Жени сиротливо лежал перочинный ножик с малахитовыми накладками…
На следующий день Женя получил одно из самых суровых корпусных взысканий – трое суток карцера и время с утра до обеда провёл в заключении. После обеда вся третья рота была выстроена в рекреации, против строя на левом фланге стал барабанщик, с ним рядом означилась тучная фигура пожилого усатого каптенармуса – фельдфебеля Рогового, который держал в руках огромные портняжные ножницы.
Через несколько минут в ротное помещение вошёл Женя в сопровождении поручика Извицкого. Кадеты замерли. Женя был поставлен против строя, а Извицкий и другие офицеры – отделенные воспитатели, два преподавателя и ротный командир, подполковник Баранников, – стали значительно поодаль, как бы говоря своим положением, что стоять рядом с преступником для них неприятно и зазорно. Несколько минут все ждали в предгрозовой атмосфере; тишина была такая, что казалось, упади сейчас на паркетный пол булавка, её грохот будет слышен в самых отдалённых уголках корпуса. Пауза становилась невыносимой, но тут раздалась громовая команда: