Неожиданный тревожный интерес вызвала информация о технике
генина Суны, уничтожившей его клона. Генин оказался не просто ещё
одним Узумаки, а таким же джинчурики, как и сам Наруто. И вместо
злости на вражеского шиноби сердце Наруто наполняло сочувствие и
понимание.
Наруто с неохотой вынужден был поделиться способом исцеления
Хаяте Гекко и немедленно заявил, что ни при каких обстоятельствах
не позволит использовать технику исцеления на оригинале Карин. И
что исцеление с помощью клона будет исключительно с личного
согласия девушки.
Потом появилось множество чунинов и джонинов, и Наруто пришлось
повторить всё заново. В последующем разговоре прозвучало знакомое
имя — Орочимару. Оказывается, член команды бабули и Эро-сенсея был
не только величайшим из этих троих учёных (Наруто был удивлён и
раздосадован сдавленными смешкам при упоминании учёной степени
своего нового сенсея), но и величайшим предателем Конохи. То, что
злые учёные — не киношная выдумка, а суровые будни шиноби, также
стало для Узумаки неприятной новостью.
К тому времени, как Наруто ответил на все вопросы, он был
вымотан и засыпал на ходу. Домой его доставила Анбу с фиолетовыми
волосами в форменной кошачьей маске. Заснул он прямо в одежде, не
успев даже расстегнуть спальный мешок.
Поэтому проснулся он поздно, позже десяти утра. И сердце его
одолевали расстройство и тревога. Наруто понял, что близок к
нарушению ещё нескольких обещаний, поэтому начал беззвучно
создавать клонов, которые отправились по своим сегодняшним
назначениям — учиться у новых учителей и помогать в тренировках
командам собратьев-генинов. Как только с текущими делами было
покончено, Наруто, приготовившись к тяжёлому разговору, отправился
в комнату сестры.
***
Карин была поражена убитым видом Наруто. Ей казалось, что после
таких героических свершений любящий прихвастнуть Наруто будет
тараторить о своих подвигах, не переставая. Но нет, выражение лица
было серьёзным и виноватым.
— Доброе утро, Наруто-кун!
Наруто стоял, повесив голову.
— Что случилось? Произошло что-то плохое?
Наруто долго молчал, а когда не на шутку обеспокоенная Карин
приготовилась к выслушиванию ужасных новостей (а самым ужасным для
неё было возвращение в Кусу), он тихо пробормотал:
— Прости меня.
Беспокойство Карин усилилось. На всякий случай она спросила: