– Здесь нет.
– Не надо стесняться, девушка. Скажите, сколько я должен?
Давлетов, недоумевая и с неприязнью, глядел на них. Она засмеялась тихим смешком, и Савину подумалось, что улыбка ей очень к лицу. Засмеялась, превратилась в девчонку и произнесла:
– Все оборотни в шкурках и перьях прячутся в пещерах и туманах.
Дрыхлин непонимающе уставился на нее.
– Это ничего не стоит, гость! Это тебе подарок, – она улыбнулась, но как-то смутно, странно, будто сожалея о подарке.
– Нет-нет! – запротестовал Дрыхлин. – Так я не возьму.
– Бери, бери, гость.
– Не могу.
– Как ты можешь отказываться, если знаешь наши обычаи?
Дрыхлин развел руками, простецкая улыбка раздвинула его щеки.
– Сдаюсь и принимаю подарок. Но желаю отдарить, – отстегнул с руки часы. – Примите от меня! Электроника!
Несколько секунд она разглядывала циферблат.
– Беру их, гость, чтобы не обидеть тебя, – сунула небрежно часы в карман брюк. – Я подарю их дяде.
Она искоса бросила взгляд на Савина и сразу же повернулась к Давлетову, словно задала ему немой вопрос. Помешкала, спросила:
– Хочешь такую же?
Давлетов неодобрительно покачал головой:
– Нет. Мне не нужно ваших соболей.
Глаза ее утратили густоту, потеплели.
– Откуда ты родом, отец?
– Я – татарин. С Урала.
– Далеко, – вздохнула она. – Я знаю Чегдомын и Хабаровск. В Чегдомыне в интернате жила, училась в школе. И в Хабаровске тоже училась.
Давлетов заморгал, глядя на охотницу, пробормотал что-то похожее на «бола, бола». Савин неожиданно уловил их поразительную схожесть, словно охотница была дочерью его начальника: скулы, лоб, разрез глаз.
– Ты вспомнил свою дочь, да? – спросила она Давлетова.
Тот утвердительно закивал головой, закашлялся по-стариковски.
– У тебя, наверно, красивая дочь?
Давлетов опять согласился кивком. Помолчал. Ответил:
– Только невезучая.
– Не нашла мужа?
– Нашла. Непутевый человек.
– Непутевый – тропу потерял?
– Потерял.
– Совсем худой муж… Он – хороший муж, – кивнула на Савина, и улыбка у нее стала виноватой.
Савина тронула эта виноватость, он и сам заулыбался, с непонятной для себя признательностью к ее словам. И произнес, что и не гадал:
– А ты красивая.
Нет, наверное, в мире женщины, которая бы равнодушно восприняла такие слова. Так и Ольга, изумленно махнула ресницами, непрошеный румянец пробился сквозь морозный загар. Вспыхнула, засветилась вся. Потом, словно на что-то решившись, надела шапку, спрятав волосы и девчонку в себе. Застегнула безрукавку, потянулась за паркой.