Азиадэ села, обхватив колени руками, и почувствовала, как давешний жгучий стыд постепенно отходит. Только слегка подташнивало от ощущения, будто она присутствует на показе диких, экзотических зверей. Все вокруг были волосатыми, словно обезьяны: ноги, руки, грудь, даже у женщин под мышками. Азиадэ подумала о своем теле, с которого она тщательно удаляет каждый волосок, и о гладкой коже своего отца и братьев. Она презрительно отвела взгляд от этих полуодетых тел и посмотрела в небо. Мягкие и широкие облака, причудливо меняя очертания, напоминали то нос профессора Банга, то карту Римской империи в период ее расцвета.
Азиадэ вздрогнула от брызг холодной воды – доктор Хаса стоял над ней, отряхиваясь, словно намокший пудель. Он сел возле нее и все с тем же восхищением посмотрел на эту странную девушку со слегка укороченной верхней губой, которая придавала ее лицу выражение беспомощности.
– Вам здесь нравится? – спросил Хаса.
– Здесь очень мило, спасибо. Я впервые на Штольпхензее.
– А где вы обычно плаваете?
– В Рупенхорне, – с невинным выражением лица соврала Азиадэ.
Они оба лежали на животе, лоб ко лбу, и перебирали пальцами песок.
– Вы выросли в гареме, Азиадэ? – спросил Хаса, совсем растерявшийся оттого, что ему удалось привести на пляж настоящую красавицу из гарема.
Азиадэ кивнула и поведала ему о том, что гарем – это довольно милое место, куда мужчинам вход запрещен, и поэтому женщины могут оставаться наедине.
Доктор Хаса не совсем понимал это. У него были совершенно иные представления о гаремах.
– У вас было много евнухов?
– Восемь. Это были все очень преданные люди. Один из них был моим учителем.
Хаса закурил в замешательстве.
– Фу, – сказал он, – какая дикость. А у вашего отца было, конечно же, триста жен, не так ли?
– Всего лишь одна, – с обиженным видом гордо ответила Азиадэ.
Мужчины, которых она знала до сих пор, не отваживались говорить с ней о гареме. Но Хаса был врачом, это меняло дело.
Она наморщила лоб, и ее детская верхняя губа вытянулась вперед.
– Для вас гарем – это дикость, – сказала она сердито, – а для меня – одно ваше имя.
Эти слова произвели гораздо больший эффект, чем тот, на который рассчитывала Азиадэ.
Доктор Хаса вскочил и возмущенно посмотрел на нее.
– Почему это мое имя – дикость? – пролепетал он, явно смущаясь.