– А ты, видать, балованная! – засмеялся Юра.
– Конечно, – с достоинством подтвердила Настя. – Я моленное дитя.
– Как это – моленное?
– Папка с мамкой никак родить не могли. И бабка покойная меня у Бога вымолила.
– А разве Бог есть? – озадачился Юра.
– Только у старых людей. У молодых его не бывает.
– Жалко! – снова засмеялся Юра. – А то бы мы пирожка намолили!
– Посмейся ещё! – обиделась Настя. – Я с тобой водиться не буду.
– Знаешь, – осенило Юру, – пойдём к нам! Мать вчера тесто ставила. Насчёт пирогов – не знаю, а жамочку[2] или пышку наверняка ухватим.
– Пышки с вареньем – вот вкуснота! – облизнулось «моленное» дитя.
…Но пока настал черёд сладким пышкам, им пришлось отведать «кисленького». У Гагариных сидела встревоженная и рассерженная Ксения Герасимовна.
– Явились не запылились! – приветствовала она появление дружной пары. – Я тут с ума схожу, а им горюшка мало! Куда вы запропастились?
– Да никуда, – подёрнул плечом Юра. – Просто гуляли.
– Дышали свежим воздухом, – уточнила Настя.
– Видали! – всплеснула руками Ксения Герасимовна, и её седые волосы взметнулись дыбом от возмущения. – Воздухом они дышали, поганцы!.. – Она повернулась к Анне Тимофеевне, с укоризной поглядывавшей на сына. – Недовольна я вашим парнем, очень недовольна!
– Чего он ещё натворил? – огорчённо спросила Гагарина.
– Ведёт себя кое-как, дерётся, товарищей обижает.
– Сроду никого не обижал, – сумрачно проворчал Юра.
– Вспомни, что было после уроков.
– А зачем они с меня «масло жмали»? – встряла Настя.
– Не «жмали», а «жали», Жигалина, – по учительской привычке поправила Ксения Герасимовна и слегка покраснела. – Прости, Гагарин, я не знала, что ты заступался… Ладно, пошли домой, Настасья!
На столе появился кипящий самовар.
– Может, чайку попьёте, Ксения Герасимовна? – предложила Гагарина. – С горячими пышечками.
– Спасибо, Анна Тимофеевна. Мне ещё гору тетрадок проверять. Бывайте здоровы.
Учительница увела разочарованную Настю, но Юра успел, уже в сенях, вручить своей подруге кулёчек с тёплыми пышками…