– Я приду за твоей душой, смертный. Ты теперь мой.
– Да кто ты такой? – испуганно просипел Ошель.
– Аран, чьим именем ты клялся и клятву кому ты сейчас
нарушил.
Я увидел, как глаза виконта в ужасе закатились, и он грохнулся в
обморок. Парни вновь окружили меня, и под многочисленные поклоны мы
прошли в ворота. Вслед за нами прогрохотала карета.
– Ты заметил милашку? – подошел ко мне Вал, когда мы вошли в
город.
– Заметил, только не успел ничего рассмотреть, – пожаловался
я.
– Баронесса Вилия, шестнадцать лет, блондинка, голубые глаза,
девственница, впервые в городе, смешливая, немного испугана. Ее
сопровождает дуэнья, дальняя родственница, женщина тридцати лет,
пышная брюнетка, разбитная вдова, – сообщил нам Геракл.
– Как ты это успел понять? – удивился я.
– Почувствовал. – Геракл многозначительно постучал кончиками
пальцев по носу.
– Профессионал! – прошипел в ухе Белочка.
Ага. Мне бы так. Познакомился с девушкой – и сразу же знаешь,
чего от нее ожидать.
Город напоминал старую Ригу с ее узкими улочками и цветными
домами разной высоты. Вокруг сновал народ. Пока мы пробирались по
вымощенным булыжниками улицам к постоялому двору, я вертел головой,
стараясь все хорошенько разглядеть. На нас обращали внимание:
женщины строили глазки, мужчины уступали дорогу, а дети, с
восхищением открыв рты, глазели вслед. Патруль, который попался
навстречу, завидев нас, резко свернул в подворотню. Вал выхватил из
толпы чумазого босоногого мальчишку лет десяти.
– Эй, герой, трактир «Три поросенка» знаешь?
– А кто ж его не знает? – Пацан шмыгнул носом. – Так постоялый
двор называется, там еще хозяин эльф-отступник. Драчливый,
жуть!
– Проводи нас к нему.
– Грошик сейчас и грошик, как доведу! – вытянул грязную ладошку
оборванец.
Вал кинул проводнику медную монетку. Тот ее моментально куда-то
засунул, хотя я могу поручиться, что карманов в его лохмотьях не
было. Мальчишка побежал вперед, показывая дорогу. Вскоре мы вышли
на большую площадь, на которой кучковался народ, что-то бурно
обсуждая. Посреди площади был возведен помост, украшенный двумя
столбами, перевитыми цветочными гирляндами. К ним были прикованы
девушки, совсем еще молоденькие. На мой взгляд, ровесницы Афродиты,
то есть по человеческим меркам лет по пятнадцать. На обеих были
надеты белые платья и венки из цветов. Блондинка и брюнетка. Они
стояли на коленях, сложив ладони на груди, и, по-видимому,
молились. Геракл прищурился, рассматривая девчонок, а затем ухватил
за плечо нашего проводника: