– Мам, посмотли, а Киля с Илюшей весь толтик исполтили, – завидев сей акт вандализма, ударилась в слезы Настя.
– Ну что ты, милая! Тортик от этого не стал хуже. Ты только попробуй. – Я успокаивающе погладила по голове свое солнышко, ловко перехватив другой рукой у Ильи ложку с очередной порцией уворованного крема.
Быстро и сноровисто разрезала шоколадное лакомство, разложила по тарелкам и уселась во главе стола, с любовью и гордостью поглядывая на свое семейство
После первых ложек тающего во рту бисквита все заботы трудного дня словно отступили на второй план, и я с умиротворением откинулась на спинку стула, попивая мятный чай из личных, почти эксклюзивных запасов баб Даши.
Вот оно, счастье! Под детскую болтовню и перепалки поужинать в кругу любимых и дорогих сердцу людей, а после пойти и забыться в спокойном сне, чтобы на следующий день проснуться полной надежд, сил и энтузиазма для новых свершений.
Потому что у меня есть огромный… нет, четыре маленьких, непоседливых, очаровательных стимула двигаться дальше, несмотря на все невзгоды и испытания, что преподносит мне судьба. И скорее небо рухнет на Землю, чем я позволю хоть кому-то встать у меня на пути, не будь я Алена Зайцева!
2. Глава 2
Царь.
Утро после попойки с особым размахом.
Какое оно должно быть?
Радостным – для соседнего магазина, в котором был сметен с полок самый дорогой коньяк.
Хлопотным – для уборщицы Марии Петровны.
Нервным – для секретарши Милочки.
Веселым – для завхоза Саныча.
И очень-очень хреновым для господина Луганского.
Его светлость Василий Михайлович, а по совместительству – глава района, изволил почивать на дорогом кожаном диване, когда в его мозг, словно молотком по наковальне, шандарахнул стук в дверь и громогласное:
– Махалыч!
Мужчина судорожно дернулся, резко открыл глаз и тут же застонал от того, как больно резанул свет по воспаленным глазам.
– М-м-м... – простонал несчастный и, спрятав лицо в ладонях, перевернулся на другой бок.
– Махалыч! – снова громыхнуло, под аккомпанемент яростного пинания двери. – У тебя через час открытие детского садика. А тебе еще опохмелиться надобно.
Мужчина на диване снова дернулся и, бормоча проклятия, натянул на голову, валяющийся рядом пиджак.
– Махалыч!!! Ты там живой?!
– Да лучше б я умер! – не выдержал Луганский и, с трудом подняв свою немалую тушу с дивана, пошатываясь и прихрамывая, словно старый дед, поплелся открывать дверь кабинета.