Лейтенант осторожно приблизился к поляне. Тут было все ясно – трое мертвых, один живой, но явно долго не протянет.
– Никифоров, у тебя там что?
– Порядок. Двое готовы. Потерь нет.
– Можете выходить!
Подошли остальные из отряда лейтенанта, из темноты показались люди Никифорова.
– Ну как? – спросись Копелян.
– Хреново. Их оказалось не пятеро, а семеро. Двоих проглядел. Разведчик, блин.
– Ладно тебе… Хорошо кончилось – и ладно.
Тем временем Мельников нагнулся над убитым, лежащим возле костра. Это был молодой парень с многодневной небритостью, в донельзя изорванной одежде без погон и петлиц. Только на рукаве видна была нашивка обер-ефрейтера[6]. Или ротенфюрера. Разбери тут.
Нечто похожее Мельников видел. В сорок первом – наших солдат в таком виде, в сорок четвертом в Белоруссии – немецких. Типичный окруженец. Второй был примерно в таком же грязном и драном виде. Но у него была черная танкистская форма и знаки различия шарфюрера[7] СС.
– Что-то не похожи они на партизан, – словно прочел его мысль Копелян.
– Знаешь, когда окруженцы в отряд приходили, у них и похуже видок был. Но ты прав в том смысле, что это точно люди, посланные неким действующим Центром. Ладно, поговорим с тем, кто живой… Никифоров! Вы соберите с людьми оружие. Копелян! Иди туда, помоги клиента доставить.
Вскоре старший сержант и другой боец появились, подталкивая стволами пленного.
– Товарищ сержант, а этот – он наш! – обратился к лейтенанту боец, карауливший «языка».
– Русский, что ли?
– Никак нет. Я сам с Украины, так он, когда очухался, по-нашему, по-украински, ругался. То есть, не совсем по-украински…
Мельников оглядел пленного. Он был такой же грязный и небритый, от него на три шага пахло немытым телом.
– Розповидай, сволоту, звидки ти такий взявся…[8] – спросил Мельников, переходя на язык Шевченко. – Ты знаешь, я в партизанах воевал, умею с такими разговаривать. К тому ж ты кто? Просто бандит.
Судя по тому, как пленный напрягся, ему доводилось кое-что слышать о партизанах и об их своеобразных методах – особенно по отношению к тем, кто поступил к немцам на службу.
– Ну так как? – поднапер лейтенант.
– Так все равно ж расстреляете… – наконец ответил он.
– Так тебя еще судить будут, а суд у нас гуманный. А если тебя я сейчас допрашивать буду, ты сам будешь смерть звать.