Опомнившись, Аркадий прошмыгнул мимо начальства и, не дожидаясь лифта, взбежал по лестнице на свой этаж.
В кабинете все оставалось на своих местах и все шло по обычному утреннему распорядку – Сагальский с кислой миной неторопливо раскладывал перед собой бумаги, готовясь к новому рабочему дню, а поверх них положил свежую газету; Кучумов опускал в стакан кипятильник, тщательно скрываемый от бдительного пожарного, и разворачивал бутерброды, опять не успев позавтракать дома; Ленька Суздальцев опаздывал, а Никифоров курил.
– Читал? – вместо приветствия, обратился он к Лыкову. – В газете пишут, что у наших артистов после гастролей за рубежом выдирают по девяносто процентов из гонораров. Жалуются, бедняги. Меня вон вообще за границу никто не посылает, а я и десяти процентам был бы до смерти рад. Это же валюта!
– Ты петь не умеешь, – откусывая от бутерброда, хмыкнул Кучумов, – плясать тоже, а на твое пузо глянуть, так ни одна «Березка» в ансамбль не возьмет. Кстати, Аркадий, ты чем болел?
– ОРЗ, – буркнул Лыков.
– Надеюсь, ты уже не бациллоноситель? – помешивая ложечкой в стакане, продолжал допытываться Кучумов. – Пойми правильно, у меня дома дети.
– Я понимаю, – заверил Аркадий и подсел к Сагальскому. – Скажи, Сева, когда главный шеф это… Ну, помер?
– Говорят, вчера, – не отрываясь от газеты, промычал Сева. – А что?
– Так, – пожал плечами Лыков.
– Все определено, старичок! – заржал Никифоров. – Король умер, да здравствует король!
– Да, – сметая со стола крошки, согласился Кучумов. – Теперь нашему Афанасию открывается прямая дорога в академики. Через годок выберут, и он успокоится. Достигнет, так сказать.
Аркадий вернулся за свой стол и закурил. Что теперь делать? Что сказал о нем главный шеф после визита и, самое основное, кому сказал? Афанасию Борисовичу или Коныреву – Котофеичу? Нет, Конырев для него мелкая сошка, если покойный шеф с кем и общался, то наверняка со своим замом. А тетрадь? Может, пойти к Котофеичу или прямо к Афанасию и отдать ее?
– Больших перемещений не предвидится, – развалившись на стуле, авторитетно вещал Никифоров, поглаживая живот, туго обтянутый клетчатой рубашкой. Его привычка носить к клетчатым рубашкам типа ковбойки пестрые галстуки очень раздражала Аркадия. – Все решено заранее, поскольку главный шеф слишком долго болел.