Всё это Ольга прослушала в своё время на
лекциях в Государственном Университете и теперь вспоминала каждый
раз, глядя на дворец с балкона отеля Централь. Открывающийся ей вид
сильно отличался от описанного в работах искусствоведов. Отличался
так, как расколотый сервиз отличается от целого. На фронтальных
колоннах следы от пуль. Многочисленные балкончики, фронтоны и
эркеры сбиты, сколоты взрывами и гаубичной шрапнелью. Потемневшие
стены щерятся пустыми провалами выбитых окон. В крыше северного
крыла зияет дыра – туда упал снаряд главного калибра линкора
«Доррадо», чудом не разорвавшийся. И всюду, по всему дворцу, были
разбросаны обломки разбитых статуй гениального Моски. Мраморные
джирапозски, просившие о пощаде, так и не вымолили её у жестоких
убийц. Особенно ироничным Ольге казалось то, что люди, крушившие
статуи, тоже были джирапозсцами. Более того, они являлись
представителями законной власти. Впрочем, на этот счёт на
полуострове существовало два мнения. И отстаивающие эти мнения люди
убивали друг друга, проливая кровь и круша произведения искусства
ради ответа на давно набивший оскомину извечный человеческий
вопрос: «Кто тут главный?»
Ольга жила в Асанье уже месяц. Приплыла сюда
вместе со Снорри Бьорсоном, угрюмым военным корреспондентом из
Норге, с которым она познакомилась в Доррадо – столице раздираемой
гражданской войной страны. Снорри был стар, неряшлив и зануден,
любил называть себя лучшим военкором Норге, много пил и пах мокрой
псиной, но он был единственным, кто согласился взять Ольгу к себе в
качестве фотографа. Прочие герои пера и фотоаппарата охотно угощали
даму папиросами и выпивкой, но на просьбы о работе отвечали
вежливыми улыбками и покачиванием головой. Военные журналисты были
людьми опытными и осторожными и не доверяли невесть откуда
взявшимся новичкам. Ольга прекрасно это понимала и ненавидела себя
за навязчивость, но другого выбора, кроме как просить о работе, у
неё не было – власти пускали в зону боевых действий только
аккредитованных журналистов, а получить аккредитацию могли лишь
сотрудники крупных газет и журналов.
Снорри согласился сразу, как увидел Ольгины
фотографии. Проворчал себе под нос что-то вроде «годится» и сказал
собирать вещи. Через два дня по всё ещё работающей железнодорожной
ветке они выехали из Доррадо в Порт-Хосе, чтобы оттуда уплыть на
пароходе в Асанью. В это время бои шли по всей Джирапозе.
Республиканское правительство едва отбросило мятежников от столицы,
и стремление Бьорсона тащиться на другой конец острова было
непонятно Ольге. На справедливо возникшие вопросы седовласый норжец
хитро улыбнулся и ответил, что «посидел за картой и кое-что
прикинул». И вот теперь, после всех своих прикидок, после прибытия
в Асанью и размещения в лучшем отеле из оставшихся, Бьорсон
только и делал, что сидел в баре и жрал выпивку в компании
сползшихся со всей Асаньи сотрудников второсортных джирапозских
газет и младших офицеров Республиканской Милиции. На все
Ольгины призывы поехать наконец на линию фронта Бьорсон отвечал,
что ещё не время и нужно как следует осмотреться. Осматривание (в
основном, ассортимента выпивки в баре) проходило уже месяц. Ольге,
чтобы не задушить проклятого норжца собственной бородой,
приходилось чем-то себя занимать, и поэтому большую часть
свободного времени девушка проводила на улицах и крышах
разрушенного города с фотокамерой наперевес.