– Слушай, экскурсовод, как же теперь со Славкой-то жигаревским быть? Его ведь наша егоза привела сюда прямо из школы. Позвони отцу, что ли. Ищет его, поди.
– Мне неудобно. Видишь ли, Надя, у меня с полковником разговор был сегодня острый.
– А при чем тут ребенок? Разве он виноват?
– Ребенок не виноват, конечно, и все-таки давай лучше я дежурную машину вызову, а ты сама позвони Жигаревым. Хорошо?
Надежда Андреевна сердито поглядела на мужа, но возражать не стала.
– Ладно, вызывай машину. Только побыстрей.
Когда с сынишкой Жигарева все было улажено, Григорий пожаловался:
– У меня, Надюша, день был очень тяжелый. Застопорилась работа над прибором. Ты кофейку покрепче свари, пожалуйста, а то ко мне Ячменев и Машкин придут. Думать будем.
– Опять до полуночи?
– Не знаю, как получится. А ты чего нахмурилась? Ты спи себе на здоровье.
– Но ты же все на свете забыл со своей математикой. Люди уже говорят об этом.
– О чем именно?
– Что ты сам мучаешься и солдатам покоя не даешь.
– Так вот прямо и говорят?
– А не все ли равно, так или иначе? Смысл-то один, мучаешь ведь людей! Или, скажешь, нет? – Она пристально посмотрела ему в глаза.
– Да понимаешь ли, Надюша… Ведь это очень нужное дело…
Надежда Андреевна горестно вздохнула:
– Я что, Гриша… Я, может, и понимаю. Но почему же других все это нервирует?
– Кого других-то?
– Сам же говоришь, что с полковником Жигаревым были сегодня неприятности. И раньше были. Я знаю.
Григорий подошел к жене, обнял ее и принялся целовать ее слегка побледневшее, но от этого еще более красивое и нежное лицо.
– Ну почему ты у меня такой неугомонный, Гриша? – спросила она, отстраняясь.
Он ей не ответил, так как в прихожей резко затрещал звонок.
– Вот, вот, пожаловали твои Эйнштейны. – Надежда Андреевна недовольно подтолкнула мужа. – Иди принимай!
Но пришли не «Эйнштейны», а подполковник Горчаков, командир мотострелкового полка, расположенного по соседству с ракетчиками. Большой, загорелый, в узкой спортивной тужурке с открытым воротом, он мгновенно заполнил собой всю прихожую. А от густого басистого голоса его, казалось, заколыхалось все, что стояло или висело в квартире.
– Я за вами, сосед! Уважьте городошника. Прошу на две партии. Одну, так сказать, для разминки, другую для пробы сил. А дальше видно будет, по настроению.
– Да нет, Василий Прохорович, уже темно, – возразил Жогин, – какие теперь городки!