– А может, Игорю Николаевичу не понравилось качество снимка.
– Мой папочка, – разъяснила я, – скорее повесится, чем наклеит в альбом некачественный снимок. Здесь и дураку ясно – фотку сперли. И спер ее тот самый тип, который приходил вчера ночью.
– Ага, – дурашливо кивнул Володька. – Это был шпион. А ты сфотографирована на фоне секретных ракет.
Я шутя замахнулась на него альбомом.
– Нет, нет! – тоже шутя, в ужасе заорал он. – Я ошибся! Просто кто-то узнал, что ты станешь знаменитой топ-моделью, и решил заранее украсть твой снимок!
Я на полную мощь врубила музыку… В общем, мы стали беситься.
Вдоволь наоравшись и напрыгавшись, мы повалились без сил: я на диван, Воробей в кресло.
– Значит, так, Мухина, – отдышавшись, сказал он, – сколько тебе лет на этой фотке?
– Лет пять, наверное.
– А что ты там делаешь?
– Не помню. Вроде бы стою в детском саду…
– Слушай, а может, в других альбомах есть такой же снимок?
– Исключено. Папочка всегда оставляет лучший отпечаток.
– А негатив?
– Верно! – воскликнула я. – Должен быть негатив!
Мы помчались в кладовку, где у отца была оборудована фотолаборатория. И… замерли на пороге. Негативы вперемешку с фотобумагой валялись на полу.
Мы с мрачными лицами смотрели на весь этот кавардак. Все то, что в какой-то момент показалось нам веселой игрой, вновь превратилось в настоящую опасность.
– Воробей, – с тревогой сказала я, – меня выслеживает маньяк-убийца.
– Ну-у… – неуверенно протянул он. – Не думаю.
– Ой, мамочка, жить-то как хочется.
– Спокойно, Мухина, – твердо сказал Володька, видимо, вспомнив, что он все-таки мужчина. – Я тебя в обиду не дам.
– Не понимаю, – бормотала я, – если он забрал негатив, то зачем ему еще и фотография понадобилась?
– Здесь-то как раз все понятно. Сначала он обнаружил фото. Оторвал его. А затем нашел и негатив.
– А почему он не унес весь альбом?
– Почему-почему, вздохнул Воробей. – По кочану. Кто знает, что у него на уме.
– Скоро мы об этом узнаем, – со вздохом произнесла я.
И как в воду глядела.