Непокорившиеся. - страница 2

Шрифт
Интервал


Ленка, родная, где мы?

Откуда не возвращаются!

Узниц пересчитывали уже целый час. Живых в одну сторону, мертвых — в другую. Оставшимся в живых пришлось уложить тела своих погибших подруг на грузовик и мысленно проводить в последний путь. Конвоиры еле удерживали своих овчарок – каждая была размером с телёнка. Перед строем появились офицер и переводчик.

Ахтунг! Внимание! Господин оберштурмфюрер объявил – сейчас двинемся к месту назначения. Через город идти тихо, не тревожить покой граждан великого рейха. Держать строй. Шаг в сторону – побег. Всё! Нале-е-во!

Колонна двигалась по улицам. Странно – ни один человек не попался навстречу, никто не выглянул из окна, весь город словно вымер. За городом дорога запетляла между маленькими перелесками и скоро спустилась в долину, где постоянно дул сильный, холодный ветер. Начался дождь, скоро превратившийся в ливень. Когда он закончился, у конвоиров наступило обеденное время. Заключенных заставили сесть прямо в грязь. Даже отдых эсэсовцы превращали в мучение. Наконец колонну погнали дальше. Увидев вдали какие-то строения, конвоиры опять заорали, забегали вдоль колонны, требуя держать строй, засвистели плети. Вскоре женщины уже ясно видели длинный, высокий, серый забор, а за ним кирпичную трубу, из которой валил жирный смолянистый дым. Поверх забора, на изогнутых, железных столбах, было натянуто несколько рядов колючей проволоки. Казалось, что все было оплетено какой-то огромной, страшной паутиной. Через каждые пятьдесят метров находились вышки с пулемётами наверху. Последние пятьсот метров до ворот измождённых узниц заставили бежать. В воротах началась давка, конвоиры совсем осатанели, им словно было жизненно важно, чтобы женщины, как можно быстрее оказались за воротами. Сразу за воротами начинался аппельплац, где происходили все лагерные построения. Стремясь поскорее уйти от плетей и собачьих клыков, женщины выбежали на плац, и сразу на них опять обрушились дубинки и нагайки. В каждом концлагере, всегда и везде, новичков встречали страшным избиением. Это называлось «крещением». Конвоиры, гнавшие колонну от станции, остались снаружи, а узниц окружили местные, лагерные эсэсовцы. Они стояли неподвижно, как истуканы, наведя автоматы на женщин. А узниц избивали другие узницы. На них были полосатые платья с пришитыми номерами. У каждой из них, рядом с номером, был пришит зелёный треугольник (венкель) остриём вниз, поверх платьев – старые, черные куртки, на ногах поношенные сапоги, на головах – косынки, на рукавах белые повязки с надписью «КАРО», в руках – резиновые дубинки (в которые был залит свинец). Но главное – весь их вид был совершенно не истощенным. Лена и Оля еще не видели таких женщин в платьях узниц. Именно они набросились на новичков, избивая всех подряд. Выстраивая узниц в идеальный строй, они изредка, словно невзначай поглядывали на эсэсовцев, и тут же снова принимались бить новеньких. Наконец строй замер в идеальном равнении. Поддерживая Лену, у которой рука висела как плеть, сама сильно избитая Оля вспоминала.