Мне было шестнадцать лет, когда я решила, что мне необходимо ехать в Саров, побывать у старца и определить свой дальнейший жизненный путь. Через полтора года я должна была кончить гимназию. Отец и особенно мама внушали, что необходимо учиться дальше и получить высшее образование, чтобы быть самостоятельной, ни от кого не зависящей, богатой и душой, и карманом.
Но куда идти учиться? По всем предметам – «пять», я первая ученица в классе, а особого таланта нет. «Специальность – как брак, – говорил папа, – сам выбирай, чтобы потом ни на кого не пенять. Жизненные ошибки даром не проходят».
Отец был доктором, и на эту специальность идти он не советовал: «Мне жаль твоей душевной чистоты: ведь медики все развратники… Да при твоем слабом здоровье и жалостливом сердце ты каждого покойника будешь оплакивать! Добрые дела делать можно везде, надо крепкие нервы иметь, а ты людей жалеешь!..»
Сам отец отдавал людям все свои силы. Он возвращался часто измученный, уставший до предела. В такие дни он просил подать ему к ужину рюмку красного вина. Он говорил детям: «Ох, какая это гадость – спиртной напиток, не употребляйте его никогда. Сколько людей гибнет от пристрастия к спиртному, сколько несчастий и зла в мире от излишнего увлечения винами! Вы, детки, знайте – я не пью вина даже в гостях, никогда! Но сегодня я очень устал, оно необходимо мне как лекарство. Какие тяжелые операции я проводил, сколько страдания было перед моими глазами… Весь день я провел в сильном напряжении, нервы мои натянуты, мне необходимо уснуть и отдохнуть. Потому я и выпиваю рюмку кагора, вино успокоит меня, даст мне крепкий кратковременный сон. Ведь завтра, чуть свет, я должен быть у своего тяжелобольного оперированного пациента».
Так оправдываясь перед домашними, отец убирал бутылку на место и не притрагивался к ней ни в какие праздники. Среди потомства Вениамина Федоровича никого пьющих не было.
Отец меня очень любил, знал, понимал, поддерживал все хорошие начинания, давая денег на бедных и выполняя мои просьбы кого-либо посетить из бедных или положить в больницу. Я обожала отца, прощая ему все-все его ошибки, заблуждения. Так могут любить только дети – все прощая!
С мамой мы были далеки, но ее самостоятельность (у нее был зубоврачебный кабинет), ее независимость мне нравились. В те годы (начало двадцатого столетия) «свободолюбивые» женщины уже входили в моду. Отец с матерью были в фактическом разводе, но семья еще как-то сохранялась. Связующим звеном были дети. Отец явно тяготился семьей и ждал, когда мы подрастем.