Так что особых последствий для меня пока не возникло. Пока я
сидел неделю дома, отлученный от посещения школы, опущенного
дубинкой перевели из гимназии от греха подальше – к нему прилипло
прозвище «очкозавр», и над его унижением ржали все, кому ни лень,
несмотря на попытки скрыть происшествие. Шила в мешке не утаишь,
как и дубинку в… ну ладно. Двоим подельникам влепили «неуд»
по поведению и обязали посещать гестаповца, то есть местного
школьного психолога и завуча по совместительству.
А я приобрел репутацию отмороженного. На мое появление через
неделю одноклассники реагировали шараханьем от меня подальше, ни
одной шутки или подколки. Впрочем, может это и не принято в их
среде? Я толком и не знал, ну не ходил я никогда до этого в
мажорскую школу, да и не было их в мои времена, в голодные
девяностые-то. Сброда всякого хватало, от гопников до младших
братьев убывавших естественной убылью братил в малиновых пиджаках,
моя родная школа была хулиганской и постоянно гремела в местных
криминальных новостях – разборки, угоны, кражи со взломом, грабеж…
До девятого класса добрались не все - примерно одна треть села по
малолетке, кто-то сторчался от бутирата или клея, пара откинула
коньки по дури от падения с высоты или катания на колбасе трамвая,
в общем этих можно внести в список небоевых потерь. Как-то это
время мне удалось пережить без потерь и залетов.
Иногда издали я видел знакомую паленую рожу. Пригрели Голицыны
змею на груди, ох пригрели! Ну ничего, им это аукнется рано или
поздно.
А вот в семье пока аукалось мне. Мама моего реципиента так и не
признала во мне сына, и даже не пыталась сделать это хотя бы для
видимости. Все попытки Старшего хоть что-то наладить лишь только
ухудшали ситуацию. Последней каплей был устроенный им совместный
семейный обед, как раз перед началом моего учебного года.
Когда мы втроем собрались за столом, все погрузились в неловкое
молчание.
- Ну и как у тебя подготовка к учебному году? – натянуто спросил
он.
- Отлично, - я скрежетнул ножом по тарелке, разрезая бифштекс.
Скрип вышел такой, что я аж поморщился – один из самых неприятных
звуков, превосходит по противности плач младенца и звук соседского
перфоратора. – Я готов.
И в самом деле я был готов. После приключений, выпавших на мою
долю за это время и теперь уже засекреченных, не могущих послужить
основой для сочинения «Как я провел лето», я уже был готов ко
всему. А что писать? Про подготовку у Козьмы? Про покушения? Про
операцию по ликвидации террористов? Ну уж нет, увольте. Мои учителя
и контрразведка не поймет.