Я не спорил. ОС-12 была одной из плановых разработок Института. Не больше. Правда, директор на ученом совете заявил, что она приведет к рывку в подготовке преподавателей, но ряд отделов к этому отнесся скептически, а нас, испытателей и наладчиков, их педагогический экстаз не воспламенял. Конечно, наше мнение учитывалось. Клюге, помню, с большим сомнением относился к этой идее. «Фантоматы, – шипел он сморщившись, как от кислого. – Имитаторы! Все эти фокусы добром не кончатся!»
Идея была богатая. Метод наглядного обучения. Настолько наглядного, что обучаемый становился как бы участником событий или явлений, составляющих предмет обучения. Лет двадцать назад активаторы нейроглии – фантоматы, как их прозвали в быту, – широко использовали в игротеках. Но после нескольких случаев помешательства, одно из которых со смертельным исходом, начались региональные скандалы, они, в свою очередь, привели к референдуму, а референдум – к запрету.
Карамышев вспоминал, что в детстве несколько раз подключался к игре «вторжение», а однажды пролез со старшеклассниками на многоходовую «катастрофу» для взрослых. «Это страшно, Арам, – рассказывал он, – когда вроде бы игра кончилась и ты идешь домой, вдруг земля трескается и вылезают огненные змеи с огромными зелеными глазами. Я долго потом гадал, в игре я или наяву».
Тем не менее яд в малых дозах был сочтен лекарством.
Фантоматы создавали полный эффект присутствия. Это несложно. У нас же, наоборот, работа велась на ограничение эффекта для выхода с позиции «соучастник» на позицию «наблюдатель-соучастник». Первоначально казалось, что все упирается в доводку активатора, потом доводка выросла в известную проблему Кольцова – Рихтера.
Одна из первых моих проб – имитация работы термоядерного блока. Я должен был ощущать себя сгустком плазмы. Проба неудачная, я чувствовал себя зрителем не очень качественной мультипликации. Четвертая проба – функционирование Т-лимфоцитов – прошла удачнее. Опять я наблюдал все со стороны, но при этом присутствовало ощущение опасности, постоянное ожидание нападения. Я был чужеродным белком.
Дальше – лучше. Гуманитарная серия сразу пошла, восьмую пробу наметили калибровочной. Пролет над партизанским краем, выброс контейнеров с оружием. Я был водителем непрочного сооружения из ткани и фанеры. В момент пробы я уже знал, что это, где, когда и зачем. Замерялись медленные потенциалы коры. И вдруг я очутился на снегу, в мертвенном оцепенении. Что-то происходило, рядом шевелились тени, как в тумане или тяжелом сне, и ни звука, только долгий тихий хруст, слабый треск, потом на секунду – комната, люди, грохот, и тут же я оказался в класс-кабине, а рядом бородатый дяденька с пистолетом в руках, парень и девушка…