Жизнь Джузеппе Гарибальди, рассказанная им самим - страница 74

Шрифт
Интервал


Шестнадцатого, еще не поднялось солнце, как противник открыл огонь из всех орудий, которые он сумел расположить по фронту истекшей ночью.

Мне хотелось, чтобы противник подошел как можно ближе, так как только те из наших орудий, которые находились в центре, были дальнобойными и могли поразить неприятельские суда; остальные же (а их было большинство) представляли собой короткоствольные орудия, и противник при той дистанции, которую он сохранял, был недосягаем для их огня, вследствие чего эти орудия оставались в бездействии.

Старый английский адмирал прекрасно определил дальнобойность нашей артиллерии, поняв, что она значительно уступает в этом отношении его собственной. Поэтому Браун, отказавшись от эффектного боя на ближней дистанции, позволявшего вести огонь картечью, избрал верный план, стремясь использовать превосходство в дальнобойности своих орудий; поэтому он приказал своим судам оставаться на значительной дистанции, что было очень невыгодно для нас. Бой не прекращался до наступления темноты; обе стороны сражались с большим упорством. Первой жертвой на борту «Коститусьоне» стал храбрый итальянский офицер, подававший замечательные надежды, Джузеппе Борцоне. В пылу ожесточенного боя я не смог позаботиться о его останках.

Обе стороны несли немалый урон. У наших судов обнажились каркасы, и на корвете, несмотря на то, что пробитые ядрами отверстия все время затыкали, вода поднялась настолько, что уже трудно было откачивать ее, хотя все члены экипажа по очереди непрерывно были этим заняты.

Капитан «Перейра» погиб во время отчаянно смелого нападения с суши на неприятельские корабли. Я потерял в нем лучшего и храбрейшего из моих товарищей. Многие были убиты, еще больше – ранены; оставшиеся в живых члены экипажа, падавшие от усталости, не имели возможности отдохнуть из-за того, что вода заливала трюм.

Однако у нас был еще порох, были боеприпасы и нужно было сражаться, если не ради победы и собственного спасения, то во имя чести! Честь! Когда я думаю о воинской чести, мне хочется презрительно смеяться! Особенно, когда речь идет о «чести» бурбонских, испанских, австрийских и французских вояк, нападающих как бандиты на большой дороге на бедняков! Одни считают честью убивать сограждан, другие – политических единомышленников, а в это время в Неаполе, Вене, Мадриде и Париже тиран, проститутка, коронованный бездельник, подсмеиваясь исподтишка над теми и другими, живут в свое удовольствие, предаваясь гнусному разгулу.