Я закричала:
– Тогда и меня отдайте, я ведь тоже девочка!
Мама сильно покраснела, потому что у нас в гостях сидела её подруга тётя Лида. Мама больно взяла меня за плечо и без слов повернула к двери. Но мне хотелось отомстить за Мальву, и я снова крикнула:
– Отдайте меня в хорошие руки!
В отчаянии я стукнула кулаком о стенку посудного шкафа, и бабушкин старинный фарфоровый сервиз жалобно зазвенел. Тётя Лида осуждающе покачала головой.
– Валентина! – воскликнула мама. Полным именем она называет меня, когда сильно злится.
Иногда мамина подруга вроде хорошая, а порой – хуже некуда. Я внимательно глянула на неё: какая она сегодня? Тётя Лида сделала постное лицо, а мама зачем-то переставила несколько чашек в шкафу. Тогда я спокойно, совсем по-взрослому сказала:
– То, как вы поступили с Мальвой, – кощунство.
Папа вчера объяснил, что означает это шипящее слово. Это когда люди подло относятся к чему-то доброму и святому. Мальва, конечно, не святая, но уж точно добрая.
Прежде чем закрыть за собой дверь, я добавила:
– А ты, мама, кощунья.
По дороге к Ваське я жалела о сказанном. Пожалуй, это тоже кощунство – обзываться при чужом человеке. У меня, наверное, начался переходный возраст.
Васька сидел на крыльце хмурый. Оказывается, и у него тоже случилась неприятность. Недавно он поймал очень красивую лягушку с крапчатым красным пузиком и прозрачными ластами. Павлик сказал, что она, вполне вероятно, какая-нибудь заколдованная царевна. Лягушка жила в коробке из-под обуви под кроватью. Васька кормил её комарами и менял ей влажную травку, а потом лягушка как-то выбралась из коробки, вылезла в прихожую и нечаянно прыгнула на ногу Васькиной маме. Лягушку тут же безжалостно выкинули во двор. И где теперь её искать? А ведь Васька привязался к ней, и она к нему тоже. Взрослые думают, что раз они большие, значит умные. Но умные люди никогда не визжат при виде лягушки так, будто на них бросился крокодил.
Я ненавижу, когда животным делают больно, а тем более когда их убивают. Я видела по телевизору, как один дядька убил из ружья птицу фламинго, чтобы сделать из неё чучело. Она была красивая и живая, с коленками назад и розовыми, как мякоть арбуза, перьями. Я вспомнила об этом, и в груди стало больно, словно кто-то выстрелил мне в сердце.
Говорят, в последнее время я изменилась в худшую сторону. Не знаю, где она находится, слева или справа, но по крайней мере не там, где плохо относятся к животным. Я подумала: хорошо бы насовсем уйти от взрослых в Синий лес. Я о нём ещё не рассказывала ни папе, ни маме, ни даже дяде Сене.