И Вилмор добродушно втолкнул его в ванную комнату, куда теперь
оборотень вошёл без промедления и без вопросов.
Через полчаса Селена поняла, что заснуть не сможет. Сначала
лежала, смотрела, как в тёмной комнате постепенно проступают
очертания предметов, а на стене появляется пока ещё смутный
прямоугольник окна. Потом, прислушавшись к слишком бесшумному
дыханию семейного, тихонько спросила:
- Плохая идея – ложиться спать под утро? После таких
событий?
Он немедленно развернулся к ней.
- Если хочешь, могу предложить успокоительное. Один жест – одно
заклинание.
- Если просто успокоительное – согласна. Но спать уже… - Она
повела плечом, глядя в его осунувшееся от усталости лицо. – Время…
- снова попыталась объяснить она. – И ещё меня тревожит, как там
эти двое. Очень тревожит. Нет, я помню, что в сторожке собранное с
лета сено для наших коз, что домовые туда отнесли матрасы и одеяла.
Но самой как-то неуютно, как подумаю…
- Ничего, - Джарри мягко улыбнулся ей. – Вилмор не постеснялся
им сказать, что они некоторое время будут ночевать в сторожке,
потому что сон у них беспокойный.
- Ну, тогда… - Она посмотрела на него вопросительно. – Спим?
- Нет, что-то у меня тоже не получается… Давай просто
полежим?
- Давай. Джарри, я не всё знаю...
- Спрашивай.
- Тибр пришёл сразу, хотя ты сказал, что пройдёт дня три. Ты
знал, что всё случится в эту же ночь?
- Нет, не знал. Тибр сказал, что семейная должна была вот-вот
родить. Времени на раздумья у него не было. Тех, кто рожал в самой
стае… - Джарри осёкся. – Нет, лучше об этом не говорить. В общем,
Тибр испугался и за семейную, и за волчат. Поэтому он повёл её чуть
от стаи – вроде как пробежаться. А в нужном месте, где у него была
спрятана на всякий случай верёвка, он скрутил её и связал, после
чего принёс к нашему столбу. Он надеялся, что успеет до
родов.
- Если она его семейная, то почему он… нормальный, а она
одичала?
- Он недавно примкнул к стае. Когда началась война, они были не
вместе. Он искал её. А она почти сразу оказалась в стае и прожила с
нею достаточно долго, чтобы деградировать. Кажется, это увлекает –
дикая свобода. Он даже сначала решил, что это и впрямь замечательно
– быть диким и забыть обо всех цивилизованных привычках. С Тибром я
мало говорил, но даже в этих его кратких речах было кое-что
сквозившее. Лёгкость бытия, понимаешь? Когда ни о чём не надо
думать. Когда не надо соблюдать какие-то общественные рамки, кроме
подчинённости сильнейшему. Во всём остальном полная свобода. Это
ведь даже не волки.