Начиная с конца весны, в Питере
часто готовили корюшку. В основном жарили, просто обваляв в муке,
но иногда можно было встретить и маринованную. Ещё из неё варилась
вкусная уха. Хотя уху варили из любой рыбы. Изредка случались и
другие морепродукты, и даже икра.
Слышался смех и звон посуды. Посуда
при таком обращении иногда билась, и Младший заволновался, как бы
ему, как устроителю вечера, не пришлось за это платить. Но повлиять
не мог.
Обычно тут за столами собиралась
пёстрая солянка. Если бы хозяин обслуживал лишь михайловских, то
разорился бы, поэтому не боящиеся проблем мужики вроде купцов и
мастеров заходили сюда. Места хватало, в обычные дни можно было
увидеть, и как уродливый старьёвщик с заячьей губой в брезентовом
плаще, обгладывая куриную ножку, рассказывает скупщику хабара о
своих находках, и как торговец живым товаром расхваливает перед
перекупщиком «должника», который хорошо дерётся на кулаках и сможет
отработать долг на ринге. В другое время тут можно послушать
сталкерские байки про гигантских крыс, глистов длиной с удава и
подземных летучих мышей, да совсем уж чертовщину в метро. Потому
что подземные путешественники не только алкоголем злоупотребляли,
но могли и варево из грибов, и ещё какую синтетическую или
природную дурь продегустировать. И просто усталые рыбаки или
носильщики заглядывали, чтобы потратить выручку. Но сегодня всех их
как кошка языком слизала. По радио, где до этого крутился какой-то
блатняк, вдруг заиграла песня на английском. Младшийузнал
«Alejandro» Леди Гаги.
Don’t call my name, don’t call my
name, Roberto…
— Ну, пацаны, пора! — узнал он голос
Чёрного.
Это был знак, потому что
одновременно к Молчуну подскочило человек пять. Здоровяки в кожаных
куртках возложили ему, единственному в отрядной чёрной форме, на
плечи две прямоугольные штуковины из красной ткани, поперёк которых
шли три золочёных полоски. «Лычки». Капральские.
На самом деле это были штуки,
которые пришивались к погонам.
— Расти большой, не будь лапшой,
ха!
— Ур-р-ря!
— Выключи это говно, — заругался Бык
на халдея, — Вруби что-нибудь нашенское.
— Да хватит с тебя нашенского, — не
поддержал его старшина Богодул, — Ты в городе высокой, на х…,
культуры! Это я попросил. Чтоб нашему виновнику
торжества-хуержества приятное сделать.