– Абсолютно чистая.
– Как у вас дела? – повернулся Быков к другому оперуполномоченному, Изотову, который молча, невозмутимо копался в карманах убитого.
– Все цело. Заводской пропуск на имя Красильникова Георгия Петровича, шлифовщика механического цеха…
– Его пропуск?
– Да, на фотографии он… Записная книжка, деньги, расческа.
– Сколько денег, вы посчитали?
– Семьсот восемьдесят три рубля[1].
Быков заложил руки за спину, прошелся по аллее грузной, размеренной походкой.
– Какое сегодня число? – спросил он, неожиданно обернувшись.
– Двенадцатое, – ответил Изотов. – То есть сейчас уже тринадцатое.
– Когда на заводах бывают получки?
– По-разному, Павел Евгеньевич. Первого и пятнадцатого, пятого и двадцатого. Где-то в этих пределах.
– Значит, двенадцатого числа в любом случае человек не может получить зарплату?
– Пожалуй, что так, – согласился Изотов, – если только ему не выдали командировочных.
– И если он не таскает сбережений с собой, – вмешался Шумский.
– Все у вас? – спросил Быков Изотова.
– Осталось осмотреть пальто.
В правом наружном кармане лежали мелочь, ключ, свалявшийся трамвайный билет. Из другого Изотов достал клочок бумаги, поспешно вырванный из тетради в линейку.
«Гоша! – читал Изотов, с трудом разбирая косой размашистый почерк. – Сложилось так, что нужно было уехать к 7 часам. Дома буду в 12 час. Извини, пожалуйста».
Записка была сунута в карман небрежно и скомкалась, но сначала кто-то сложил ее вчетверо, надписал тем же карандашом «Г. К.» и пришпилил кнопкой: в четырех местах виднелись проколы.
– Интересно, числа нет. Но есть что-то вроде подписи. Как ты думаешь, что это – «Л», «П» или «И»?
– Пожалуй, «П», – предположил Шумский.
– Да, на «П» больше похоже, – согласился Быков. – Учтите, записка может быть сегодняшней. Видите, какие сгибы? Как вы думаете, кто ее писал – мужчина, женщина?
– По почерку скорее мужчина, – сказал Изотов.
– Мне тоже так кажется, – сказал Быков, осторожно укладывая записку в планшет. – Ладно, осматривайте труп.
Убийца стоял сзади, в кустах. Он выстрелил в затылок Красильникову с близкого расстояния – это было видно по рваной ране и по дыре в кепке. Изотов приподнял голову Красильникова, стараясь не встречаться с открытыми, невидящими глазами, и крикнул:
– Свет, Алеша…
Шумский поднес фонарик.
– Что это? Кровь? – спросил Изотов.