Она настолько чувствовала живыми своих героев, что даже задумала написать роман об Абу Нувасе. Впрочем, если не ошибаюсь, идея написания романа предшествовала монографии.
Я полагаю, литературный талант Бетси Яковлевны позволил бы ей написать целую серию романов о знаменитых личностях арабского Средневековья, что, помимо чисто литературного интереса, имело бы просветительское значение, препятствуя расхожему одностороннему представлению о мусульманском мире. Но этому не суждено было состояться, и ее литературные дарования нашли воплощение в переводах.
Я уже говорила здесь о подходе Бетси Яковлевны к переводу – подходе и художника, и исследователя одновременно. Настало время рассказать о ее переводческой деятельности более подробно. Б.Я. Шидфар переводила и стихи, и прозу. Если говорить о стихах, то здесь количество выполненных ею подстрочников превышает количество самостоятельных стихотворных переводов. Все ее переводы прекрасно сделаны, разумеется, в них не встретишь никакой «развесистой клюквы»; умела она ощутить и передать индивидуальный стиль поэта. И хотя я не всегда была согласна с теми или иными ее решениями, признаю с полной ответственностью: это настоящие стихи, из которых не торчат «переводческие уши», и подлиннику они соответствуют.
Почему же их так мало? Мне кажется, исследователь здесь вытеснял переводчика: ведь отделка стихотворного перевода требует много времени и особой сосредоточенности на деталях, а Лизу исследовательская мысль все время тянула вперед. И все-таки жаль: лучше бы она одарила наделенных литературным вкусом читателей своими поэтическими переводами, чем снабжала непрофессиональных ремесленников высококачественными подстрочниками.
Переводческое кредо Б.Я. Шидфар сформулировано ею в опубликованном посмертно послесловии к переводу Корана. Это решительный отказ от буквализма, «так как принцип искажает и затемняет подлинник, создавая ложное впечатление об оригинале». Цель перевода, по ее определению, – «как можно точнее передать не только фактическую сторону, но и художественные особенности [оригинала]». Разумеется, такой подход распространялся у нее на перевод любого памятника литературы. Буквализма она не терпела абсолютно и часто, с присущим ей остроумием, приводила примеры из переводов, казалось бы, филологически точных, где для каждого слова найден правильный словарный эквивалент, а текст в целом приобретает при этом двусмысленный оттенок, какой и не снился автору.