Она хмуро наблюдала, как Бримстоун извлек из сейфа два золотых медальона размером с блюдце. На каждом был выгравирован его портрет. Гавриэли. Их хватило бы, чтобы получить способность летать и становиться невидимой. Бейн, запихнув медальоны в карман, осторожно, стараясь не потревожить Авигет, поднялся со стула. Торговец окинул девушку взглядом, в котором – она могла поклясться – сквозило злорадство, и нахально подмигнул.
Кэроу стиснула зубы и не проронила ни слова, пока Исса выпроваживала Бейна за дверь. Неужели только сегодня утром Каз подмигивал ей с подиума? Ну и денек!
Дверь закрылась, и Бримстоун жестом подозвал Кэроу. Подтащив завернутые в холстину бивни, она бросила их на пол.
– Осторожнее, – рявкнул он. – Знаешь, сколько они стоят?
– Еще бы! За них же платила я.
– То цена для людей. Эти тупицы распилили бы их на побрякушки.
– А тебе они зачем? – спросила Кэроу как ни в чем не бывало, словно Бримстоун мог забыться и выдать наконец свою главную тайну: для чего ему все эти зубы.
В ответ он лишь бросил на нее усталый взгляд, в котором читалось: «Зря стараешься».
– Ты первый спросил, – смутилась Кэроу. – Мой ответ: нет. Я не знаю, сколько стоят эти бивни не для людей. Понятия не имею.
– Они бесценны.
Бримстоун принялся разрезать скотч серповидным ножом.
– Повезло, что я надела бусики, – сказала Кэроу, усаживаясь на стул, который освободил Бейн. – А то ушли бы твои бесценные бивни к другому…
– Что?!
– Денег оказалось мало. Один гадкий коротышка – с виду военный преступник, хотя точно не скажу, – все набавлял и набавлял цену. Определенно решил завладеть ими. Возможно, мне не стоило… Ты ведь не одобряешь мою – как ее? – мелочность. – Она мило улыбнулась и потрогала оставшиеся бусины. Теперь их хватило бы только на браслет.
Свежеизобретенный трюк с чесоткой заставил человека в спешке ретироваться. Безусловно, Бримстоун все знал. «Мог бы и спасибо сказать», – подумала она. Вместо этого он швырнул на стол монету.
Жалкий шинг.
– И все? Я тащила эти штуковины через весь Париж за несчастный шинг, а бородач преспокойно получает два гавриэля!
Не обращая внимания, Бримстоун продолжал снимать с бивней чехол. Подошел Твига, и они зашептали о чем-то на своем языке, который Кэроу знала с пеленок. Язык был резкий, похожий на рык и шипение, полный гортанных звуков. По сравнению с ним даже немецкий и иврит казались мелодичными.