Не могу сдержаться и оборачиваюсь, по-прежнему стоя на четвереньках — одно колено на столе, другое на высоком стуле.
Смотрит. Ровно мне между ног.
О боже.
— Я же сказал — лечь.
Тяну время, в уме перебирая ухажеров моей бабули. Не знаю как иначе охладиться. Не предполагалось, что это будет так возбуждать. Да и гений мог бы быть чуточку менее привлекательным. Разве я много прошу?
— На спину или на живот? — снова спрашиваю вполоборота.
— На живот, — отвечает низким, хриплым голосом.
Еще минуту назад голос был другим. Похоже, не я одна тут теряю бразды управления над собственным телом.
Медленно опускаюсь на мрамор — теперь это не мифический холод. Я как будто улеглась на льдине посреди арктического океана. Соски обжигает холодом. А вот между ног так жарко, что кажется, будь подо мной действительно лед, он бы начал плавиться.
Я не вижу чертового гения. Маккамон стоит позади и немного левее. Так что надеюсь, мои крепко сжатые ягодицы сохранят в секрете хоть какую-то мою изюминку.
— Вы подписали у Эйзенхауэра соглашение о неразглашении, мисс Стоун?
И мы снова вернулись к «вы». После увиденного. Невероятно! Почему-то кажется, что это плохой знак.
Вру и глазом не моргнув:
— Конечно!
Лежу перед ним голая, а мой эксклюзивный материал только начал проклевываться. Черта с два я сейчас признаюсь в обмане.
Нужно идти дальше. Чтобы материал был действительно эксклюзивным.
— Эйзенхауэр сказал, что будет входить в ваши обязанности?
Вздрагиваю — его пальцы касаются моих щиколоток. Руки шероховатые, на пальцах мозоли от кистей. Он медленно ведет вдоль ног от щиколоток до самых ягодиц и там замирает.
— Я задал вопрос.
— Правда? — не могу сдержать стон разочарования. — Кажется, вам придется его повторить.
Маккамон находит чувствительное местечко под коленями и принимается медленно поглаживать кожу пальцами. Все силы уходят на то, чтобы не развести ноги и позволить ему касаться меня везде, где ему только заблагорассудиться.
Именно такой была моя реакция на такие интимные поглаживания, начиная с восемнадцати лет. И только теперь приходится изо всех сил жать на тормоз, не позволяя возбуждению вскружить голову.
Маккамон убирает руки и обходит стол, на котором я лежу голая, а еще пару минут назад он спокойно завтракал.
Дразнится? Изводит? Присматривается, какой бы кусочек поаппетитней отрезать?