— О боже, — вздохнула я. — Ты опять подкупила ребят с мусоровоза?
Элеонора кивнула.
— Отличные ребята и берут куда меньше официантов. И тем более, дешевле элитных шлюх.
Я переварила ее полупрозрачный намек.
— Так эта женщина на видео… шлюха?
— Ага. Элитные эскорт услуги.
«Что он вытворял со мной в своей гребанной мастерской!» — сказала она.
О боже. Резал на части? Стегал кнутом? Что он с ней делал?
Я заставила себя вернуться к бумаге. Итак, контракт.
Это слово читалось четко. Остальные — хуже. Текста было много, как и пунктов и подпунктов. И наверняка, это была только первая страница.
— Остальных страниц нет? — спросила я.
— Их пока не удалось восстановить.
Наверху в поле «заказчик» значилось имя Роберта Маккамона, ниже «исполнитель» — женское имя, Шэннон.
— Она разорвала контракт прямо на пороге ресторана. После того, как Эйзенхауэр попытался ее догнать.
Снова стало не по себе.
Нельзя так разрывать контракты с миллионерами, если у тебя нет на то весомых причин. Скажем, если недостает каких-то частей тела.
— Ты сказала, что никто не проникал в мастерскую гения, но Шэннон там наверняка была, потому что она сказала…
— «Никаких денег не хватит, чтобы забыть то, что я пережила в этой гребанной мастерской», — процитировала Элеонора с улыбкой.
То есть запомнила я правильно. Пожалуй, даже два ведра шоколадного мороженого не справятся со всем этим стрессом.
Элеонора снова потянулась к телефону, перевела ползунок на нужную секунду и включила:
— Да ты знаешь, что он вытворял со мной?!
И нажала на паузу.
Разгневанная не на шутку и оскорбленная женщина.
— И что же чертов гений вытворял с ней? — спросила я. — В контракте есть какие-нибудь объяснения тому, какая роль ей отводилась, когда она входила в мастерскую? Натурщицы?
— Маккамон не пишет с натуры, — сказал Элеонора. — Шэннон была для него… музой.
На ум пришли статуи в музее — массивные тетки, обернутые в простыни с лавровыми венками на голове.
— И что входит в обязанности музы?
Элеонора провела ногтем по многострадальному контракту.
— Вот эта строка. Она хорошо сохранилась, слава Богу.
— «Исполнять все прихоти и желания мастера без…»… — я запнулась.
— Беспрекословно, — отозвалась Элеонора.
— Твою мать, — выдохнула я.
В воображении всплыла такая сцена — она, конечно, голая и на коленях, и пока он пишет очередное гениальное полотно, она вовсю работает ртом.