Книги любителя варгеймов из 21 века принесли, среди множества
прочих сведений, советскому руководству и знание о точном
местоположении этого командного пункта, на котором с начала «той»
войны по ноябрь 1944 Гитлер провёл большую часть своего времени,
весьма редко бывая в Берлине и других местах.
В общем-то, «здесь», в 41-м, было также.
После некоторых размышлений как самого Сталина, так и
военачальников из состава «группы Мерецкова», предлагавшими ему
возможные варианты действий, было принято решение никак не пытаться
ликвидировать беспредельно одиозную персону вождя Германии. В
подобном решении, немалый вклад внесли и первоначальные опасения
Сталина о возможном сговоре, в первую очередь германофильских
кругов островной империи с возможным наследником Гитлера. Который
был бы более приемлем, чем бесноватый и харизматичный австриец, для
англичан в случае возможного (хотя и совсем не гарантированного)
успеха какого-нибудь массированного авиаудара или крупномасштабной
диверсии (например, с высадкой десантников, идущих на фактически
верную смерть) советских сил против данного стратегического объекта
Германии.
К мыслям о подобном собственном выборе, позже, уже после войны,
неоднократно возвращался Сталин — размышлявший — могло ли быть всё
иначе, чем произошло? Может, и в этом случае, надо было просто
решиться? Но знания о будущем — опасный дар. И, однозначно выиграв
«в главном» и, предупредив страшные последствия первого, самого
тяжёлого удара германской военной машины, Сталин, переведя ход
войны в иное, более благоприятное русло, не смог предусмотреть всех
последствий отчаянной, хотя и предполагаемой попытки Германии
преодолеть назревавшую для немцев позже, уже к исходу пока только
начавшегося 42-го, катастрофу на «восточном фронте»..
И свой вклад в последующую логику шагов в 1942, внесли два
обстоятельства, являвшихся, по сути переосмыслением опыта. И
сложившихся вместе.
У Гитлера и генералитета Германии — знания о тупике позиционной
войны первой мировой. А у советского военного руководства и
Сталина, имевших знания о тяжком опыте «иной войны», сведения о
том, как, в общем то бездарно, были потеряны многие плоды зимней
победы под Москвой в «ином прошлом».
Именно из-за них, тех сведений о неудачах с ликвидацией
«Демянского котла», о потере 2-й ударной армии Власова в операции,
ставший целью деблокаду Ленинграда, потере Харькова и левобережной
Украины, о будущей Ржевской мясорубке, «группа Мерецкова» отстояла
перед Сталиным точку зрения в духе давней, памятной Сталину
послереволюционной позиции «лучше меньше, да лучше!». Тем более, в
этот раз стратегическое положение СССР было значительно крепче, а
потери - значительно меньше. Оттого с весны 1942-го вся логика
действий советских войск продолжала идти в духе, заложенным ещё
поздней осенью, после сражений под Смоленском и на Украине.
Массирование артиллерии, частные сильные танковые контрудары и
усиление боевых порядков своих войск, не позволявших, как-бы не
старались германские генералы, вермахту вырваться на оперативный
простор. Любые тактические успехи немцев оплачивались очень большой
ценой в личном составе и технике. Зарывшаяся в землю, укрепившаяся
Красная Армия, почти не испытывавшая недостатка в боеприпасах,
технике и подкреплениях, в обороне была уже почти также сильна, как
и вермахт. А там, где немцам удавалось вклиниться глубже, на них
обрушивались приведённые за зиму в относительный порядок
механизированные корпуса и отдельные танковые дивизии РККА,
сводившие на нет любые успехи прорывов линии фронта.