— Поняла? — спросил он.
Я кивнула головой, а он указал мне на прутики, сам при этом
принялся вырезать наконечники.
Провозились мы целый день, зато к его концу у нас имелась почти
сотня готовых стрел.
Наутро мы начали учиться использовать древнее оружие предков,
так он называл лук.
— Вся прелесть этого орудия в том, что пули повторно ты
использовать не можешь, а вот стрелы — запросто, — снова начал
объяснять мне Михаил. — Вот, берёшь здесь, стрелу вот так,
натягивай, да не бойся ты, тяни сильнее. Молодец, а теперь смотри
по стреле и наводи её туда, куда хочешь попасть. Отпускай
тетиву.
Я отпустила. Прочная нейлоновая нить подалась вперёд,
управляемая тугими плечами лука, и когда она стала распрямляться,
то больно резанула мне по предплечью. Лук выпал из моих рук, а я
схватилась за раненую руку.
— Ах ты ж… — хлопнул он себя по лбу. — Прости старика, малышка,
я совсем забыл про наручи, я сейчас.
Он убежал в дом и вернулся с пузырьком зелёнки и кожаным
изделием с ремешками. Первому предмету я нисколько не обрадовалась,
но пришлось терпеть. Теперь моя рука стала зелёной, а сверху на неё
вначале лёг бинт, а затем кожаный широкий браслет, или, как его
назвал Михаил: "Наруч".
— Попробуй ещё раз, — попросил он. — Не бойся, наруч защитит
тебя, смелее.
Я вновь натянула лук до самого уха и, когда навела стрелу на
доску с красным кругом посередине, отпустила стрелу. На этот раз
тетива звонко распрямилась, щёлкнув по кожаной защите, а стрела
умчалась в неизвестном направлении, мимо доски. Я упрямо поджала
губы и потянула вторую стрелу. Оказывается, здесь просто глазами не
обойтись, нужна ещё сноровка. К концу первой недели я уже попадала
в доску. От неё, кстати, пришлось отказаться, и мы стали
использовать тюк сена.
Стрелы, попадая в дерево, застревали там безвозвратно.
Приходилось мастерить вместо них новые. Мы каждый день ходили в лес
для поиска новых прутиков, которые теперь сохли под специальным
прессом, чтобы их не повело.
Шли годы, я росла, а Михаилу начало становиться плохо. Мне уже
было тринадцать лет, когда однажды утром, заходясь в жутком кашле,
он обнаружил кровь на своей ладони. Скрывать от меня Михаил ничего
не стал, а просто велел собираться. Уже по дороге он объяснил мне,
куда и зачем мы идём. Он рассказал мне о том, что умирает. В тот
злополучный день, когда первая бомба рванула над Москвой, взрывная
волна, сметая всё на своём пути, несла большой заряд радиации. И
Михаил, глядя на тот самый взрыв, получил хорошую дозу облучения.
Она, в свою очередь, вызвала необратимые последствия в организме, и
даже чудо, что он протянул так долго. Но теперь злокачественная
опухоль начала высасывать из него жизнь. Сколько ему осталось, он
не знал, зато знал, куда нужно идти, чтобы у меня сложилась хоть
какая-то жизнь. И привёл он меня к Фантому, который вёл свой первый
набор охотников. С тех самых пор я Линза, охотница. Михаил, мой
второй отец, прожил ещё полгода. После чего скончался у меня на
руках. Кашляя, булькая, хрипя и плюясь кровью.