— Эй, Андерс, ты совсем спятил? Это же святилище их
бога-слабака!
— Трус!!!
— Вшивый пес!!!
— Решил напоследок изменить вере предков?! Одумайся, Один
не примет тебя в Вальхалле!
На удивление, язык викингов я понял отлично: они нашли
возможность отвести душу, оскорбляя ренегата, предавшего асов. Да и
я хорош, так опростоволосился, выпав из привычного для всех образа
удалого морского разбойника.
А с другой стороны...
— Да нет никакой Вальхаллы.
Мой голос ломается, и слова я произношу с трудом, но, судя по
застывшим лицам урман, смысл сказанного до них дошел.
— Хах, мы и наши отцы дрались за Йомсборг, при
Стикластадире и Венерне, и что в итоге? Кто взял верх?! Мы шли этой
ночью покарать русов и сжечь храм «слабого бога», и что же?!
Умылись кровью! Мы смеялись над ромеями и русами, высмеивали
поклоняющихся Тому, кто позволил Себя убить, распять — но
ведь Он победил асов! Боги Асгарда не смогли остановить Его приход
на нашу землю, не даровали победы своим воинам! Так, выходит, Он
сильнее? А может, мы и вовсе поклонялись деревянным да каменным
истуканам и лили кровь невинных на бездушные идолы?!
Сначала говорить было чрезвычайно сложно, пересохшее горло
саднило, я хрипел, но конец фразы дался легче, забрав, впрочем,
остаток сил.
Викинги подобной отповеди не ожидали. Закоренелые язычники, они
разразились в ответ гневной бранью, в которой, однако, явственно
слышались страх и сомнение. Ну конечно, учитывая результаты
последних схваток, сомневаться начнет даже тупой! А хирдманы
Айварса пусть и закоснели в собственном невежестве и грубости, но
все же далеко не тупы.
Поток ругательств прервало появление старшего русского
дружинника в добротной кольчуге — воина, сразившего
берсерка.
— Урманин, ты хочешь принять крещение? Думаешь, хитрость
тебя спасет?
Русич с замотанной в берестяной лубок рукой обратился ко мне
грозно, без всякого труда говоря на норвежском. Прежде чем
отвечать, я с любопытством его рассмотрел. Не очень
высокий — впрочем, они все здесь среднего роста, в том
числе и я сам. Ориентируясь на грубоватое, заросшее черной бородой
лицо со шрамом через лоб и переносицу и еще одним заросшим рубцом
на щеке, я бы дал ему лет тридцать — тридцать пять. Но
это на глазок, зачастую в текущий исторический период мужчины
взрослеют быстрее.