Дорога, не столь ровная, как древние дороги колдунов, но содержавшаяся в полном порядке, извивалась, огибая лес и за следующим холмом утыкалась в развилку. В число вассальных повинностей баронов Дилосских входила забота о находившейся здесь почтовой станции. Бревенчатый домик, примечательный лишь императорским гербом – золотая львиная голова на фоне черно-красных клеток, в обрамлении золотых же дубовых листьев, – что красовался над дверью, выглядел пустым, только из конюшни нет-нет да раздавалось лошадиное всхрапывание. Серый туман побывал и здесь. Он растекся дальше и быстрее, чем можно было ожидать по рассказам и наверняка захватил ближайшую деревню, а может быть, и не одну. Наследнику Мория нечего будет наследовать.
– Куда направимся, Бет? – спросила Тагрия, хоть и не ждала ответа. Было так тяжело ехать рядом с братом и молчать, как будто везешь покойника. – Может быть, ты по дому скучаешь?
Он не ответил, да Тагрия по правде и не думала сворачивать к северу. Милая деревушка, где прошла ее юность, где похоронены отец и дед, достаточно далеко, чтобы серый туман до нее не добрался, во всяком случае, Тагрии очень хотелось в это верить. Но ехать и проверять она не собиралась. Там ей нечего делать. Ей в другую сторону, к Ферру. В таком крупном городе много жрецов, маги побоятся с ними связываться. Они уже несколько лет не смеют появляться в центре страны. А значит, если хочешь сбежать от заклятия – езжай ближе к столице. Вот только далеко ли уедешь на пустой желудок?
Тагрия с сомнением оглядела мирную картину, так непохожую на ту, что открывалась магическому взгляду. В доме точно кто-то есть, и этот кто-то заколдован так же, как Бетаран. А еще там есть еда, питье и все, что необходимо для отдыха в пути. Можно ли просто так пойти туда и взять чужое? Ведь она уже начала – забрала драгоценности Мория. Украла, если говорить честно.
«Ну вообще-то не так уж и украла, – возразила Тагрия неведомо кому. – Я ведь его жена, да? А если украла, то и он… много раз крал меня, а я ведь совсем не ему принадлежу!»
И, будто испугавшись, что невидимый спорщик пустится в расспросы, твердо закончила: «А самой себе!»
В конце концов, она успокоила совесть, которая, по словам жрецов, есть не что иное, как голос Божий, напоив и накормив пятерых оказавшихся на станции мужчин в обмен на добрый обед для себя и Бетарана, а также запас еды, воды, вина и овса для лошадей, который приторочила к седлам. Можно было бы заодно еще разжиться сменными лошадьми и экипажем, но тут опять вмешалась совесть. Тагрия не стала тратить время на споры. Время шло, Бетаран оставался все так же молчалив и равнодушен, и нетерпение, словно прожорливый жук-короед, все больнее грызлось внутри.