Белокожий, с мягкими золотыми волосами и мелодичным голосом, Эриан был так не похож на смуглого резкого Кара! Многие удивлялись их дружбе; многие – и этих последних было куда больше – тайно или в открытую возмущались. Иные, кто не отличался благочестием и любовью к жрецам, а потому готов был поддержать любое новшество, лишь бы насолить храму, дружески называли братьев «день и ночь». Раз услышанное, прозвище приклеилось к ним намертво. Очень уж метким оказалось – еще и потому, что, как день невозможен без ночи, так Эриан не мыслил своего существования без молочного брата. И ничуть не заботило его высочество, что тем поруганы священные законы храма, законы, согласно которым проклятое черноволосое отродье не должно жить. Обличительные проповеди Верховного жреца, чье слово в государстве почти равнялось императорскому, а порой и превосходило его, пропадали даром. Император, верный памяти жены, неизменно принимал сторону мальчиков.
Поговаривали, что неспроста. Что в полуосвещенных галереях, в коридорах, ведущих от императорской башни к женским покоям, частенько появлялась закутанная в плащ высокая фигура и скрывалась за дверью спальни дамы Истрии. Глубокой ночью, когда все, кроме недреманной стражи у дверей императорских покоев, спят. Но, вероятно, не так уж крепко, раз кто-то сумел разглядеть в таинственной фигуре императора Атуана. А что стража ничего не видела – на то и существуют потайные двери.
Но Кара, впрочем, как и Эриана, мало беспокоили слухи. Если правда – что с того? Кар не знал иного отца, кроме императора, Эриан не знал матери, кроме дамы Истрии, с тех пор, как добрая императрица Далия скончалась на втором году жизни мальчиков. Оба предпочли бы видеть Истрию супругой императора. Но законный брак с матерью Кара невозможен, и не только из-за жрецов. Император делил ложе со многими красавицами и не собирался менять печальные одежды вдовца на узы нового брака.
А вздумай кто упрекнуть даму Истрию за уступчивость да припомнить ее прошлое – Кар не успеет убить оскорбителя. Его убьет император, и смерть эта будет мучительной.
Так и получалось, что Кар, живой вызов извечным устоям, продолжал занимать место возле принца. Место, от века предназначенное другому. Точнее, другой.
– Почему ты не пришел на церемонию? – спросил Эриан как будто бы с обидой.