Дингхор часто садился рядом. Он мастерски обращался с ранами, отчего Кар и принял его поначалу за простого лекаря. Но, заметив, какое почтение проявляют к Дингхору остальные, понял свою ошибку. Дингхор расспрашивал, ненавязчиво, с чутким уважением к боли, о жизни при дворе, о матери, об императоре Атуане. Кар без утайки рассказал про ночь убийства, лишь то, как он выбрался из города, осталось недосказанным. Аггары – у костра собрались почти все, кроме дозорных – слушали с интересом, но без удивления. Кар чувствовал – ему верят. Отверженный и гонимый, он вызывал больше доверия, чем Верховный жрец, в ком еретики привыкли видеть своего исконного врага.
– Оставайся с нами, парень, – сказал Чанрет, при первой встрече не проявивший доверия. – Куда тебе еще? Глядишь, и будет случай отомстить.
– Мы не ищем мести, Чанрет, – мягко возразил Дингхор.
Чанрет оскалился – блеснули крупные белые зубы:
– Не вечно так будет!
– Мы говорили об этом, – терпеливо сказал Дингхор. – Не начинай снова.
Резко вскочив, Чанрет зашагал к темным буграм шатров. Вождь проводил его взглядом.
– В одном Чанрет прав, мальчик, – сказал он. – Ты можешь остаться, если хочешь. Жизнь наша трудна и полна опасностей, ты разделишь их с нами – так же, как кров и пищу.
Кар долго молчал.
– Спасибо вам, – сказал он, наконец. – Я не знаю.
– Не торопись, – согласился Дингхор. – Пока не заживут раны, ты наш гость.
В костер подбросили веток. Пламя загудело, переваривая новую пищу. Аггары постепенно расходились по шатрам. Кар смотрел в огонь, танец алых языков завораживал, притягивал, мир вокруг потускнел, краски поблекли… Движение утратило хаотичность, теперь в нем просматривался незнакомый порядок… Его нужно понять, им можно управлять…
Кар протер глаза, и наваждение исчезло. «Шутки сонного зелья», – подумал он. Лег поудобней и глаза сами закрылись. Принять ли предложение Дингхора? Разделить трудности, кров и пищу… Вождь аггаров не лжет, не лукавит. Но в этом и кроется опасность – не для Кара, для аггаров. Опасность проклятия, тьмы, уже пометившей его своим прикосновением. Посмеет ли он навлечь беду на тех, кому обязан жизнью? И все же…
Незаметно вернулась привычная дремота. Кара полуотвели-полуотнесли в шатер. Засыпая на мягкой войлочной подстилке, он слушал тихую перекличку часовых, и ему было хорошо.