— Ты все-таки решил расправиться со
мной? — нарочито равнодушным тоном осведомилась я, пытаясь не
показать Луциусу своего страха. Криво ухмыльнулась и продолжила,
приложив максимум усилий, чтобы ничто в моем голосе не дало понять
Луциусу, как на самом деле я боюсь его: — Только позволь напомнить
тебе, что если я погибну, то...
— То ничего не произойдет, — перебил
меня Луциус.
Наверное, я все-таки не сумела скрыть
эмоций, нахлынувших на меня после заявления Луциуса. И основным
моим чувством был испуг, граничащий с самым настоящим
ужасом.
— Тогда, в Озерном Крае, ты
блефовала, — продолжил после краткой паузы Луциус, видимо, сполна
насладившись моим замешательством, отразившимся на лице. — Если я
убью тебя, то это сойдет мне с рук, как сходили с рук и остальные
мои преступления. Нет никакого письма с доказательствами моей вины.
Не правда ли?
— Есть! — воскликнула я со всем жаром
и убедительностью, на которые была способна. — Конечно же, письмо
существует...
И осеклась, поймав ледяной взгляд
Луциуса. Он смотрел на меня так, будто в мыслях уже представлял,
куда надлежит спрятать мое бездыханное тело. А в следующий миг он с
такой силой сжал мою ладонь, что выдавил невольный стон из моих
уст. Пальцы жалобно хрустнули от его хватки, и я всерьез
испугалась, что он вздумал в назидание сломать мне парочку костей.
Правда, это не продлилось долго. Буквально сразу Луциус отпустил
мою руку, видимо, убедившись, что я более чем серьезно восприняла
его столь своеобразное предупреждение.
— Еще одна ложь — и я действительно
отправлю тебя загорать под местным солнцем, — будничным тоном
обронил Луциус. И почему-то я не усомнилась в искренности его слов
ни на мгновение. А он добавил с лукавой усмешкой: — Доминика, я
очень не люблю чувство уязвимости. А твой прошлогодний неумелый
шантаж, что скрывать очевидное, заставил меня изрядно
поволноваться. Пришлось потратить немало времени и еще больше
средств, однако теперь я абсолютно точно знаю: ты лгала мне.
Глядела прямо в глаза и самым наглым образом лгала. Нет никакого
письма. Если я убью тебя — то ничего не произойдет. И даже не
вздумай отнекиваться.
Я молчала, охваченная тоскливым
ужасом. А что я еще могла сделать? Только надеяться, что моя смерть
будет быстрой и безболезненной. Правда, не понимаю, к чему Луциусу
потребовались все эти сложности и разглагольствования о красоте
рассвета. Убил бы сразу — и дело с концом.