– Охолонись.
Лесана оглянулась и наконец поняла, что за сила стащила ее с Фебра.
Клесх.
Старший послушник тем временем остался лежать ничком посреди мощеного двора. Из ушей у него текла кровь.
– Первое. Испытание свое ты прошла, – сообщил крефф. – Второе. За драку седмицу будешь драить нужники. Тебе все одно не привыкать. Ночевать на эти дни – в каземат. На хлеб и воду. Чтобы навек запомнила: насмерть ратятся только с Ходящими, а не с теми, с кем кров и стол делят. Третье…
Он развернул выученицу к себе.
– Пошла вон. С глаз моих.
Но девушка вырвалась и, хотя подбородок жалко прыгал, спросила звенящим от ярости голосом:
– А ему что?
Клесх вскинул брови.
– Он первый набросился! А я и отмахнуться не смей, коли он жрет со мной в одной трапезной?! И мне, значит, нужники драить, а ему что? Припарки на уши?
Крефф спокойно сообщил:
– А вот это я решу сам.
– Нет!
Мужчина уже развернулся, чтобы уйти, но, услышав это короткое яростное «нет», остановился.
– Он так же виноват! Значит, пусть драит нужники вместе со мной!
Наставник не стал утруждаться объяснениями, даже не повернулся, только кивнул двум стоящим рядом послушникам из старших:
– Выпороть.
Лесана не сразу сообразила, что эти слова относятся к ней.
Две пары сильных рук подхватили ослушницу и поволокли к столбам, врытым вдоль крепостных стен. А потом разбуянившуюся и орущую девку привязали к одному из них и высекли так, что драить нужники она смогла еще очень не скоро.
Далеко от Цитадели
В тесной землянке было сыро и полутемно. Только чадила лучинка, освещая убогое убранство жилища – несколько лавок и очаг, на потрепанной шкуре возле которого играли дети. Трое малышей возились с лыковыми куклами, негромко разговаривая на разные голоса.
Молодая женщина, сидевшая у тускло горящей лучины, сучила пряжу. У нее было бледное осунувшееся лицо и длинные, убранные в две косы волосы.
Хлопнула дверь. От сквозняка застучали, стукнувшись друг о дружку, подвешенные к матице обереги. Старые, деревянные, они давно утратили охранительную силу, и держали их здесь только как память. Память о защите, о спокойной сытой жизни. Пряха вскинула голову. Во взгляде темных глаз застыл испуг.
В землянку спустился мужчина. Он был невысок, но широкоплеч, а одет так же бедно, почти нищенски.
– Собирайтесь, – сказал вошедший.