Я увидел молодого человека лет двадцати; наружность его не представляла с первого взгляда ничего замечательного. Он казался застенчивым, но более осторожным, чем неловким. Я старался ободрить его, и мне удалось это, когда я перестал рассматривать его и ограничился расспросами.
– Я помню, что видел вас часто, когда вы были еще ребенком, – сказал я ему, – помните ли вы меня?
– Если б я вас не помнил, – отвечал он, – я не решился бы прийти к вам.
– Благодарю вас, я искренне любил и душевно уважал вашего батюшку.
– «Вашего»! – прервал он с удивлением, которое тотчас же расположило меня к нему. – Когда я был ребенком, вы говорили мне «ты», а я и до сих пор еще ребенок.
– Пусть будет так. Ты рано лишился отца; кто воспитал тебя?
– Меня никто не воспитывал. Две тетки отбивали друг у друга мою сестру… каждая хотела приютить ее.
– Она замужем?
– Нет! Она умерла. Я одинок на свете с двенадцатилетнего возраста. Отрочество свое провел я в доме приходского священника; но разве такая жизнь не то же одиночество?
– В доме священника? Да, теперь я припоминаю: у твоего отца был брат сельский священник; я видел его раза два, он показался мне очень хорошим человеком. Что же, разве он не радел о тебе с нежной заботливостью родственника?
– Да, в физическом отношении; в нравственном, как умел, подавая собою пример; но умственного образования я вовсе не получил от него. Озабоченный обязанностями своего звания, самым положительным взглядом на вещи, даже на религию и на благотворительность, как того можно было ожидать от человека, покинувшего соху, чтобы поступить в семинарию, он советовал мне трудиться, не указывая труда, и я прожил с ним десять лет, образуя свой ум только по книгам, какие попадались под руку.
– Имел ли ты, по крайней мере, хорошие книги?
– Отец мой завещал дяде свою библиотеку для передачи мне, когда я буду совершеннолетним. Я нашел там хорошие сочинения, и хотя многие из них не отличались ортодоксальностью, но добрый священник никогда не запрещал мне читать их, потому что почитал их моей неотъемлемой собственностью.
– Почему он не отдал тебя в училище?
– Отец мой намерен был сам заняться моим образованием; я получил от него первоначальные знания, и мне очень не хотелось поступать в училище; а по смерти отца дядя мой не счел нужным преодолевать мое отвращение к школе. Он говорил, когда принял меня к себе, что, оставив меня дома, сбережет деньги, которые пошли бы на плату за ученье, и что когда я вступлю в совершенные лета, то буду ему благодарен за это. К тому же, прибавлял он, и отец твой намеревался дать тебе домашнее воспитание, а я обязан считаться с волею покойного брата; латынь мне самому не чужда, и я сумею научить ей ребенка, сколько следует ему знать ее. Добрый дядя, в самом деле, имел это намерение, но ему всегда бывало недосуг; а когда он возвращался домой, утомленный после работы, признаюсь, я и сам не хотел еще более утомлять его уроком. После ужина он дремал в своих креслах, а я, по другую сторону камина, читал про себя Платона